Виктория Дьякова - Фарфоровый бес

– Козлуджи, Фокшаны, Рымник, – произнесла Анна названия мест, у которых происходили сражения с турками.

– Да, вот верно ты сказала, как-то так оне и прозывались, – оживилась женщина. – Только мне ж вовек туда не добраться, чтоб на их могилки хоть одним глазом посмотреть. Осталась одна-одинешенька солдатка Матрена, людям на забаву, – она вздохнула, потом встала со скамьи и направилась в красный угол, где висели иконы, тускло освещенные лампадой. – Я тебе рубль серебряный сейчас покажу, – объяснила она. – Он единственное мое богатство и об сынках память. Помирать стану, попрошу, чтоб в гроб со мной положили.

Матрена покрестилась на икону, поклонилась, потом встала на цыпочки и сняла с образа потемневшую от времени монету, обвязанную красной ленточкой. Держа перед собой на ладони, как великую ценность, поднесла ее Анне. Взглянув на монету, Анна увидела изображение императрицы Екатерины Алексеевны, а внизу надпись по латыни – «Чесма». И год сражения – 1773. Больше тридцати лет назад.

– Так ваш супруг погиб под Чесмой? – Анна не на шутку разволновалась. Прижав тулуп к груди, она привстала на лавке и отбросила спутанные волосы с лица. – В сражении при Чесме? – переспросила она.

– Верно и так, – Матрена пожала плечами. – Я грамоте не обучена, читать не умею. Тута написано на монетке, где, мне так поп в церкви сказывал.

– При Чесме, – Анна покачала головой, – вот как бы подумать такое? Я тут у вас, а ваш муж был матросом при Чесме и погиб там?! – воскликнула она.

– Ну да, – Матрена в недоумении пожала плечами. – А что с того? – спросила она обеспокоенно. – Там что-то дурное было, при Чесме-то, что ж, не герой мой Иван? – теперь уж разволновалась она. – Ничего мне поп о том не говорил.

– Нет, нет, – поспешила успокоить ее Анна. – Все, кто дрались при Чесме, – герои, а кто погиб – вдвойне. Это было великое сражение. Только я еще не сказала вам, кто я такая, – она виновато улыбнулась. – Я Анна Орлова-Чесменская, дочь адмирала Алексея Орлова, который тогда командовал русской эскадрой. И папенька мой, который ждет меня в Петербурге, он и есть Алексей Орлов.

– Вот как! – женщина всплеснула руками, чесменский рубль выскользнул у нее и упал на пол. Наклонившись, она поспешно подняла его. – Дочка адмирала? Как же тебя занесло-то к нам? – она взяла огарок сальной свечки, горевший в медной подставке, и поднесла его ближе, чтобы рассмотреть Анну. – Верно говоришь, чудно, – согласилась она. – Сколько раз ходила я в церковь, ставила за упокой Ивановой души свечку, все просила, чтоб какую весточку подал мне ненаглядный мой, что, мол, помнит обо мне. Может, и заберет меня к себе, зажилась совсем, опостылело все мне на земле. А он все молчал. Даже во сне ни разочка мне не явился. Я уж думала, осерчал за что. А тут, на тебе. Ниспослал господь встречу, адмиральская дочка появилась. Мне теперь и помереть можно. Так и верю я, сам Иван тебя ко мне прислал. Вот для чего так долго он меня на земле держал, чтоб я дочери его адмирала помогла.

– Вы мне помогли, а я вам помогу, – Анна взяла из рук женщины Чесменскую монету и долго смотрела на нее. – Когда мой отец разгромил турок под Чесмой, – произнесла она задумчиво, – меня еще на свете не было. Что же вы Салтыковым кланялись, – бросила она на женщину взгляд. – Надо было адмирала Орлова просить о заступничестве. Батюшка мой многих матросов своих помнит поименно. Я помню, к нам в Кузьминки, имение под Москвой, приходили женщины, которые потеряли мужей и сыновей при Чесме, молили о помощи князя. Били их помещики, обирали шибко. Малолетних детей отбирали от матерей. Так князь Орлов никогда в стороне не оставался. За большие деньги выкупал такие семьи и селил у себя на землях, где уж им жилось добро.

– Знала бы, попросила бы попа написать князю челобитную, – вздохнула Матрена. – Так я даже и имени его не ведала. А кто ж подскажет мне? Я же в молодости, веришь ли, по деревне первой красавицей была. И Иван, завидный жених, мне достался. Собой красив, меня любил, не бил, ласкал только. Сколько баб мне завидовало. Так я думаю, навели они на меня порчу. А как разрушилась вся жизнь моя, обозвали невезухой и спровадили на отшиб деревни, чтоб глаза не мозолила.

– Кто же помещик здесь у вас? – спросила Анна, возвращая Чесменский рубль хозяйке.

– Бывший государев секунд-майор Полянский с супружницей, – ответила Матрена, вытирая платком влажные от слез щеки, – я в былые времена у него при доме убиралась. Так секунд-майор как напьется вина, все начинал приставать ко мне в сенях. Я же, как об Иване горькую весть получила, зареклась, ни на кого не взгляну, всю жизнь верность ему сохраню. Еще надеялась, что сыновья мне опорой станут. А секунд-майор отказа моего терпеть не стал. Приказал сечь немилосердно, вот оттого хромаю я теперь, что всю спину мне отбили на порке его. Знать уж не могу наверняка, – Матрена всхлипнула. – Куда мне, но чует мое сердце, постарался барин наш, чтоб моих сынов без разбора забирали. Ездил к Салтыкову, обозвал Ивана моего разбойником. Чего ж не наклевещешь, коли управы не боишься, – она вздохнула. – А от бабы слабосильной какая управа. Вот и погубил всех, а меня прогнал из дома. Теперь уж сам старый, как и я. Говорят, с постели не встает, всем его молодая женка правит. Да я уж ее не видала. Обо мне она не помнит, мне ж и легче.

– Не помнит, так вспомнит, – пообещала Анна, – как супружника вашего фамилия была? – спросила она у Матрены.

– Лопатин. Иван Ловатин, – ответила та настороженно. – Я, стало быть, Лопатина Матрена, Михайловна по батюшке.

– А если я вас, Матрена Михайловна, из здешних мест заберу и с собой в Петербург позову, поедете? – спросила Анна как можно мягче. – Или жаль оставлять родные места?

– Какие же они мне родные? – грустно улыбнулась Матрена. – Давно уж хуже вражьих стали. Только не поверю я, что охота вам, барыня, нянькаться со мной. Что вам до горя моего? Только одна забота лишняя. Посочувствовали – и на том спасибо. Да и не отпустит меня секунд-майор, а уж женка его молодая тем более. Хоть и старая я, проку с меня нет, а цену заломят, из вредности.

– Меня цена не пугает, – откликнулась Анна, – более того, я и долго разговаривать с ними не стану. Сколько за детей и стариков помещики просят, меня не проведешь. Отпишу полицмейстеру записку, чтоб не разыскивал, да заберу даром. Супротив князя Орлова полицмейстер не пойдет. А у меня в Петербурге для вас, Матрена Михайловна, дружок имеется, – добавила она загадочно. – Вы ж, наверное, желаете узнать, как погиб Иван ваш, каков он был на службе. Неужто не желаете? – спросила она лукаво.

– Больше всего иного желаю, – старуха даже привстала со скамьи. – Но кто ж мне расскажет?

– Камердинер моего отца Егор Кузьмич, – ответила Анна с улыбкой, – он на эскадре при папеньке посыльным служил. На всех кораблях бывал, всех матросов знал наперечет. Я уверена, что знает он и Ивана Лопатина. Вот расскажет вам, как они время коротали перед сражением.