Сергей Лушников - Исчезнувший

– Хорошо. В субботу, – я притворно поднял руки вверх, словно соглашаясь с предложением матери, лишь бы она не докучала. Сегодня начиналась рабочая неделя, а значит впереди еще долгие пять дней. А там я найду причину, чтобы оставить без внимания неизвестную красавицу, как там мать говорила, ее зовут – Оксана? Мама как – будто читала мои мысли. Посмотрела недоверчиво, настороженно, недоумевая, что я так быстро сдался. Не спорил, не заводился. Такое случалось крайне редко.

– Ой, ли! – воскликнула мать. Все- таки провести ее не так уж и просто.

– Все, мама. Начинаю новую жизнь. Совсем скоро ты услышишь торжественный марш Мендельсона. Обещаю. И тогда тихо в уголку будешь вытирать носовым платком свои слезы от счастья, что наконец-то твой сын набрался ума и входит в такую же тихую, как и облюбованный тобою угол в Загсе, бухту гавани, где уже стоят на рейде корабли, на корме которых выведено вот такими огромными буквами слово «Семья».

Да, загнул я конечно. Чуть сам не спрыснул от смеха, но вовремя сдержался.

– Все шутишь, весельчак, – мать легко ударила меня кухонным полотенцем по спине. – А еще работник уголовного розыска. Надо позвонить в ваш отдел кадров. Пускай пересмотрят дела сотрудников, – настал черед шутить матери.

– Тебе мало того что с меня высчитывают за бездетность так еще хочешь чтобы меня уволили? Так я тебе путевку в Туапсе не заработаю.

– Какую путевку? – спросила мама, не понимая, к чему я веду.

– Ну, должен же я как-то обустраивать свою личную жизнь. А так поедешь на месяц – отдохнешь, покупаешься в теплых водах Черного моря. А там глядишь, за месяц на пороге я уже буду встречать тебя с Оксаной.

– Ну, Максим, умеешь ты все перевернуть в свои шуточки. Точно позвоню, – пригрозила мне пальцем мама.

– Все, мам, спасибо. Буду бежать.

Мать лишь провела меня взглядом и принялась убирать со стола. Уже на пороге, когда я надевал форменную фуражку, я услышал вдогонку привычное мамино: «будь осторожен, Максим».

Наш дом просыпался после выходного дня. Из соседних подъездов лениво и с явной неохотой выходили жильцы, направляясь на свои рабочие места. Из площади, которая находилась совсем рядом, доносился звонкий, мелодичный голос. Я его узнал сразу. Он принадлежал Валентине Левко, которая пела о любви. Солнце набирало свои обороты, обещая превратить день в настоящее испытания подступающей июльской жарой.

– Доброе утро, Максим Анатольевич, – услышал я за спиной голос нашего дворника – Степана Алексеевича Сыпко.

В неизменном фартуке, надетом поверх тонкой ситцевой рубашки, Сыпко в любой одежде всегда выглядел старше своих лет. Он переехал в наш город совсем недавно из Донбасса, где проработал не один десяток лет на шахте. Но покачнувшееся здоровья и категоричные наставления докторов о смене климата привели его в наш теплый приморский город, где он устроился дворником, получив комнатушку, как и положено в его случае, на первом этаже. Меня удивляло, что такой человек как Степан Алексеевич и живет один, без семьи. Трудолюбивый, учтивый, характер спокойный. Руки золотые. Никогда не откажет в помощи. Но спросить его об этом я не решался. Не любил я лезть людям в душу.

– Завтра игра. Наша сборная с Кореей играет. Как думаешь, Анатольевич, выиграем?

– Первая игра всегда волнительна, Степан Алексеевич. Я думаю, наши футболисты сумеют перебороть своё волнение и покажут хороший футбол. Главное атаковать и реализовывать свои моменты. Вот тогда победа никуда от нас не денется, Степан Алексеевич.

– Выиграем точно? – Казалось, мои слова ему пришлись по душе.

Сыпко слыл рьяным болельщиком футбола, не пропуская ни одного матча с участием нашего городского клуба играющего в первой лиге СССР.

– Один ноль в нашу пользу?

– Три ноль, Алексеевич, – и я четко ему показал три пальца на руке, приведя его в радужное настроение. Я заметил, как из его ухоженных усов зародилась скупая улыбка.

Обнадежив, таким образом, Степана Алексеевича я направился к трамвайной остановке, заприметив двухвагонный трамвай «семерка» выскочивший из-за угла поворота улицы. Но не тут – то было. Напрасно я надеялся попасть на трамвай. Кто-то настойчиво меня звал. Я обернулся на голос. Ко мне спешила Варвара Семеновка Шпак, мамина подруга, живущая в доме напротив. Я знал ее с детства, как и ее семью. Они часто ходили к нам в гости, когда жив был еще мой отец. В последнее время ее визиты были не так часты, и на то были свои причины.

– Максим, здравствуй. Ты извини меня, что окликнула тебя. Тебе ведь на работу, – приложила руку к сердцу, Шпак, дыша тяжело и с придыханием.

– Что-то случилось? – спросил я, заметив тень обеспокоенности на лице женщины. Ведь не просто же она звала меня.

Хотя вопрос мог и не задавать. По своей натуре я был человеком наблюдательным. Издержки профессии обязывали, в первую очередь. Красные, уставшие глаза, темные круги под ними и тревога на лице, ясно дали мне понять, что Варвара Семеновна провела не самую лучшую ночь в своей жизни.

– Да, Гришка мой. Совсем от рук отбился. Как Иван уехал в Ташкент, так сил моих нет с ним. Шатается непонятно где целыми днями. Друзей новых завел. Вчера пришел поздно ночью. Я встала. К нему, а от него разит спиртным. Закрылся в комнате и меня не пускает. Я по карманам. А в пиджаке – деньги. Пятьдесят рублей. Представляешь? Откуда такие деньги? Спит теперь подлец, – стала сокрушаться Шпак.

Ее сын – Гришка Шпак был десятиклассником. Вернее перешел в десятый, выпускной класс. Шустрый парень. И таким, настолько я помню, он был еще с самого детства. Заводила дворовой компании. Вокруг него всегда кружились парни нашего двора, да и соседские то же не чурались водиться с ним. Но до сих пор проблем с ним не было. Отец уехал восстанавливать разрушенный землетрясением хлебный город, а парень как оказалось, совсем пошел по наклонной. Варвара Семеновна женщина спокойная, тихая и для нее, конечно же, произошедшее стало настоящим потрясением.

– Ты бы зашел к нам после работы. Поговори с ним. Сам знаешь до беды одной рукой подать, – тоном встревоженной женщины попросила Шпак.

– Хорошо, Варвара Семеновна. Проблему вашу я понял. Зайду, – твердо пообещал я.

– Когда? – В глазах женщины поселилась надежда.

– Сегодня и зайду. Только после шести постарайтесь не выпускайте его из дома.

– Спасибо, Максим. На тебя у меня только и надежда.

– Не беспокойтесь, все будет в порядке, – заверил я женщину, поймав себя на том, что уже с утра я дал обещания двоим: Сыпко в успехе сборной и Шпак – в попытке образумить распоясавшегося сына.

Попрощавшись, я пропустил, конечно же, свой трамвай. Но к приходу следующего за ним, который к моему несчастью пришел чуть позже, чем следовало, я поймал себя на мысли, что на службу я прибуду с опозданием. А учитывая, что в управлении на данный момент, из-за сложившихся обстоятельств, именно я старший в отделе, то какой пример я показываю своим подчиненным, с таким отношением к делу. Всю дорогу до управления меня преследовали не самые лучшие мысли, и потому как только остановился трамвай, я пулей прямо вылетел с него, понимая, что все равно опаздываю.