Александр Арсаньев - Буря в Па-де-Кале

– Я рада, что вы так сразу узнали меня, – Нарышкина сняла капюшон. – Только, что же вы меня столько на ветру-то промаяли? – Она опустилась в глубокое кресло красного дерева.

– Я…

– Не стоит оправдываться, Яков Андреевич, – с достоинством проговорила Марья Антоновна. – Вы и так передо мной кругом виноваты!

– О чем говорит эта женщина? – испуганно пролепетала моя индианка.

– Я должна переговорить с вами наедине, – сурово обратилась ко мне Нарышкина.

В этот момент я понял, что ей уже известно о таинственной гибели ее дочери Ольги.

– Мира, Кинрю, я попросил бы вас оставить нас с дамой наедине, – обратился я к своим спутникам.

– Что происходит? Я ничего не понимаю! – испуганно воскликнула индианка. Ее обычный такт изменил ей. Кинрю чуть ли не силой увлек ее из гостиной под локоть.

– Да, Яков Андреевич, – протянула Марья Антонова, – а я еще не верила слухам! Да у вас здесь какой-то вертеп! – Она презрительно осмотрелась по сторонам.

Мне не хватило смелости возразить ей, ведь я, действительно был перед ней кругом виноват. Я не только не вернул графиню Ольгу на родину, но и не сумел уберечь ее. Теперь Ольга Александрова покоилась на французском кладбище в Кале, и ее мать даже не могла прийти на ее могилу, чтобы оплакать свое дитя и вознести молитвы всевышнему!

– Я привез из Кале дурные вести, Марья Антоновна, – начал я.

– Не продолжайте! Мне обо всем известно из письма моей родственницы! Этому письму удалось достичь местных берегов гораздо быстрее вас! – отозвалась Нарышкина. В ее темных глазах заблестели слезы. – Неужели мою дочь в самом деле убили?!

– Очень похоже на это, – ответил я. – Я могу быть с вами достаточно откровенным? Мне бы не хотелось затрагивать ваших самых святых чувств по отношению к дочери, но…

– Вы можете быть со мной откровенны, – сглотнув ком в горле, проговорила Марья Антоновна. – Я желаю знать, что же все-таки произошло, и кто тот мерзавец, что осмелился поднять руку на царскую дочь!

– Боюсь, мой рассказ покажется вам слишком длинным, – невесело отозвался я, – и несколько неправдоподобным! Вы сами были невольной свидетельницей того разговора, который состоялся в китайской гостиной Екатерининского дворца в Царском селе, а значит, вы должны знать о письме… – Я бросил на нее многозначительный взгляд.

– Да, мне известно, что Император ведет какую-то двойную политику, – ответила Марья Антоновна. – И вы считаете, что Ольга была как-то причастна ко всему этому?

– Да, – жестко ответил я. – Она собиралась передать письмо Александра австрийцам!

– Бред! – Марья Антоновна задохнулась от праведного негодования. – Вы смешиваете черное с белым! Мне известно только, что она бросилась в Кале вслед за обесчестившим ее офицером! Причем здесь политика?! Причем здесь какие-то письма? Австрийцы?

– И тем не менее, это так, – отозвался я, стараясь казаться бесстрастным. – Ольга выкрала это письмо у меня прямо на корабле, во время шторма…

– О чем вы говорите? Как моя дочь могла выкрасть у вас письмо? Вы сваливаете с больной головы на здоровую! Вы, Яков Андреевич, выдумали эту небылицу специально для того, чтобы оправдаться! Где вы хранили это письмо? – осведомилась Нарышкина.

– За подкладкой моего сюртука, – тихо ответил я.

– На что вы намекаете? – взорвалась Марья Антоновна.

– Я только говорю, что Ольга вспорола подкладку и вытащила письмо, – объяснил я Нарышкиной. – У нее был сообщник, и я подозреваю, что именно он выбросил ее с третьего этажа! Возможно, ваша дочь передумала в последний момент, и у ее сообщника не осталось другого выхода… Наверное, это тот самый офицер, о котором вы говорите!

– О, нет! – Нарышкина закрыла лицо руками. Однако держалась она гораздо лучше Дарьи Михайловны. – Я не хочу слушать того, что вы говорите! Вы наводите клевету на мою покойную дочь! Впрочем, теперь это не имеет особенного значения! Вы не уберегли мою Оленьку!

– Я обещаю вам найти убийцу графини Александровой, – проговорил я в ответ, видя ее отчаяние.

– А у вас и не остается иного выхода! – с ненавистью в голосе воскликнула Мария Антоновна. – Иначе я стану вашим самым злейшим врагом, – пообещала она. – И буду во всех ваших начинаниях чинить вам препоны! Я надеюсь, что вы наслышана о моем влиянии при дворе…

– Разумеется, – отозвался я. У меня не было никаких оснований не верить первой фрейлине в государстве.

– Мою дочь убили, – продолжала Марья Антоновна. – Вторая моя дочь серьезно больна. Две законные дочери Александра Павловича от царицы Елизаветы умерли еще чуть ли не во младенчестве! Это какой-то злой рок! Но кто-то же должен ответить за все!

– Резонно, – проговорил я в ответ.

У меня появилось опасение, что этим «кто-то» стану именно я. Если, конечно, мои действия не станут носить более позитивный характер.

– Итак, вы клянетесь, что найдете убийцу? – Марья Антоновна выглядела так, словно была готова разорвать меня собственными руками.

Впрочем, я полагал, что ее материнские чувства можно было понять. Хотя, лично мне от них делалось не легче. Скорее, они пугали меня… Мало ли, на что могла пойти женщина, доведенная до отчаяния?!

– Клянусь, – отозвался я. – Это и в моих интересах. Я должен вернуть императорское письмо!

– Вы полагаете, что оно в России? – поинтересовалась Марья Антоновна.

– У меня есть основания в этом не сомневаться, – отозвался я. – Только я прошу вас об одном одолжении…

– Каком же?

– Чтобы этот разговор остался между нами, – ответил я.

– Об этом вы можете не беспокоиться, – проговорила Нарышкина, – до поры до времени…

После своей последней угрозы царская фрейлина раскланялась со мной и ушла. Мне казалось, что еще ни разу в жизни я не попадал в такое сложное и запутанное положение. Не успел я перевести дух после того, как фаворитка удалилась, как в гостиную ураганом ворвалась Мира.

– Я все слышала, – проговорила она дрожащим голосом. – Я так и знала, что тебе на этот раз угрожает действительно смертельная опасность! Я предупреждала тебя!

– Мира, ты забываешься! – воскликнул я. – Ничего мне не угрожает! Я устал! Я хочу есть и спать! Потрудись распорядиться об ужине!

– И что же вы теперь намерены предпринять? – сочувственно осведомился Кинрю, когда Мира ушла.

– Не знаю, – я опустился в кресло перед камином. – Я все это завтра обдумаю. Мне кажется, что первым делом надо разыскать Лизу Данилину. Она может знать обо всем или, по крайней мере, догадываться…

– Но, тогда ей тоже грозит опасность, – заметил Кинрю.

– Главное – и в этот раз не опоздать, – отозвался я. – Но я не знаю даже, где мне ее искать!

Ужинали мы церемонно, в гробовой тишине. За спинами каждого из нас стояло по лакею, выписанному из деревни Кольцовки. Лицо Миры было заплаканным. Отпивая из бокала вино, она бубнила шепотом себе под нос какие-то ведические молитвы. Сейчас меня это особенно раздражало. Весь вид индианки говорил о том, что я перед ней виноват. И она даже не подозревала, насколько недалека от истины!