Александр Арсаньев - Буря в Па-де-Кале

– Яков Андреевич! – Беликов искренне удивился, однако спорить со мной не стал и в точности выполнил данное мной распоряжение.

Филипп банковал, я понтировал, позволив ему выиграть у меня несколько робберов. Грек находился в лихорадочном возбуждении, глаза его сверкали, как у больного, а легкая влюбленность Филиппа в Аглаю Платоновну была мне только на руку, потому как он во все глаза смотрел на нее, вместо того, чтобы следить за ломберным столом. Дмитрий Петрович же погрузился на оттоманке в изучение прессы.

Наконец, Филипп поставил весь свой выигрыш на пе валетом, что означало удвоенную ставку, и… проиграл. Его лицо сделалось серее петербургского неба в пасмурную погоду.

– Яков Андреевич, позвольте мне отыграться, – простонал он. – Я умоляю вас! У меня ничего не осталось…

– Позвольте ему, – елейным голоском упрашивала меня Аглая Платоновна.

– Ну что же… – смилостивился я. – Играйте в долг!

Мы снова вернулись к ломберному столу, и грек в очередной раз проиграл мне на зеленом сукне крупную сумму золотом.

– Что же мне делать?! – Филипп схватился за голову. Он напрочь потерял всякое самообладание.

– У вас остался последний шанс, – проговорил я зловеще.

Все взоры присутствующих в тот же миг устремились на меня.

– Какой же? – пролепетала Аглая Платоновна.

– Как известно, долгов я никому не прощаю, – проговорил я сурово, – так что…

– И куда только подевалась ваша любезность, Яков Андреевич? – горько усмехнулся Филипп, догадываясь в чем дело. – Провели меня, как мальчишку! И как я только мог попасться на удочку!

– К чему вы клоните? – не понял Беликов.

– К тому, что я с удовольствием сыграю с господином Филиппом еще один роббер, если он поставит на кон письмо…

– Ах, вот оно что, – пробормотал Дмитрий Петрович, снова механически сползая на свою оттоманку.

– Какое еще письмо? – Аглая Платоновна совсем ничего не понимала.

– Известно какое, – ответил я.

– Ваша взяла, – дрогнувшим голосом проговорил Филипп. В этот раз он, как и следовало ожидать, проиграл.

– Письмо! – потребовал я. – И я прощаю вам все денежные долги!

Я видел, что Филипп находится на грани самоубийства. Он был мне глубоко симпатичен, но поделать я ничего не мог. Политика – дама жестокая! К тому же сейчас интересы ордена «Золотого скипетра» совпадали с российскими государственными интересами. Ни тем, ни другим пренебречь я не мог даже при огромном своем желании!

Филипп достал письмо из своего погребца. Он протянул мне знакомый конверт с императорской печатью.

– Берите и убирайтесь, – процедил грек сквозь зубы, – и никогда не попадайтесь мне на глаза! Вот значит, чего стоят ваши рассуждения об общечеловеческом братстве!

Я спрятал письмо за пазуху и заметил, как Филипп потянулся за шпагой на стуле.

– Не делайте глупостей! – велел я ему, направив на него дуло своего пистолета.

– Если бы я только мог пронзить вас насквозь, – проговорил Филипп с огромной ненавистью. – Вы, как никто другой, заслуживаете этого, Кольцов! Вы обвели меня вокруг пальца!

– Не вам меня судить, дорогой Филипп, – отозвался я. – Мы оба с вами отстаиваем личные интересы! К тому же я бы на вашем месте сразу поспешил с такой добычей в руках на родину, – я кивнул на письмо, – а не стал бы проматывать в Пальмире северной средства свои и общественные, – я намекал на организацию «Филики Этерия», созданную Ипсиланти.

– Не смейте! – прервал меня грек. – Мы с вами стоим друг друга!

– Возможно, – пожал я плечами и вышел из комнаты, провожаемый изумленным взглядом Аглаи Платоновны.

Вот теперь я считал, что половина дела сделана, что я могу, наконец, позволить себе заняться вплотную убийцей Ольги, как только передам письмо Императору Александру через Кутузова и отчитаюсь перед ним об итогах поездки в Кале.

Я сразу же остановил извозчика, забрался в экипаж и всю дорогу смотрел в каретное окошко, пытаясь понять, не снарядил ли Филипп за мной какую-нибудь погоню. То, что кровь у грека горячая, я заметил с первого взгляда. Сейчас я только сильнее укрепился во мнении, что он уроженец Молдавии или Валахии…

Однако никакой погони я за собой так и не углядел. Похоже, рассудок все же у Филиппа взял верх над яростью. Откровенно говоря, я ему теперь совсем не завидовал!

Едва я ступил на крыльцо собственного дома, как на улицу выбежали полураздетая Мира и взбешенный Кинрю.

– Яков Андреевич, что вы себе позволяете? – Японец метал гром и молнии. – Да вы едва держитесь на ногах! Какая была необходимость, мчаться бог знает куда, на ночь глядя? Да вы на часы-то смотрели?

– И никому ничего не сказал, – всплеснула руками моя индианка. – Яков, ты никого не жалеешь! Мы думали, что тебя похитили или убили… Ты бы хоть записку оставил!

Мира вся продрогла в своем полупрозрачном платье, расшитым серебром и дорогими каменьями на восточный манер. Ее черные, густые волосы были распущены. Я невольно удивился тому, как похожи они с Филиппом…

– Ну, ведь ничего не случилось, – ответил я примирительно.

– Я жду тебя у себя, – настойчиво прошептала Мира, как только все страсти улеглись.

Ее огромные глаза горели желанием. Я и сам только сейчас осознал, как истосковался по ней. Ее смуглые теплые руки, нежные уста, ласковые признания… Сколько во всем этом было родного, домашнего!

– Хорошо, – отозвался я. – Вот только зайду к себе в кабинет, а потом непременно спущусь к тебе, – пообещал я.

Я никому не сказал о письме, считал, что так будет гораздо надежнее. Мало ли что? Еще какая-нибудь горничная подслушает? Или лакей?

У себя в кабинете я, наконец, извлек письмо из конверта, предварительно удостоверившись, что потайная дверь заперта. Ликованию моему не было предела! Я и надеяться не смел, что все выйдет так просто… Теперь я снова уверовал в свою счастливую звезду, которая освещала мне путь к великим масонским истинам.

Я отодвинул картину, отпер тайник и спрятал письмо на темно-вишневом бархатном дне палисандрового ларца. Теперь я мог смело послать за Иваном Кутузовым!

Я покинул свой кабинет и вернулся к Мире, которая была приятно удивлена переменой моего настроения, бросавшейся в глаза любому с первого взгляда.

– Яков, ты что-то скрываешь от меня? – любезно осведомилась она, убирая в прическу черные волосы.

– А разве ты не нашла ответа в своих астрологических таблицах или раскладах карт? – улыбнулся я. – Мне казалось, что ты сама знаешь ответы на все вопросы!

– Судьба не всегда открывает свои секреты, – отозвалась индианка в таком же тоне. – Даже самым посвященным своим адептам. Мне кажется, что ты скрываешь от меня что-то очень серьезное! Я боюсь за тебя!