Александр Арсаньев - Первое дело Карозиных

– Боже, Владимир! Что же ты наделал, – ужаснулась актриса.

– Да успокойся ты, Ариша. Я сейчас все устрою, ты только слуг своих ушли куда-нибудь не надолго.

Ничего не понимая в его поведении, Любчинская однако привычно повиновалась любовнику. А тот спокойненько оглушил Карозину, связал ее, заткнул кляпом рот и, взвалив на плечо, потребовал у актрисы открыть погреб, куда и сгрузил бесчувственную женщину.

Далее поручик пересказал Любчинской все, что выведал у Катерины Дмитриевны, смеясь над доверчивостью женщины. Актриса была шутить не расположена, понимая, что вот-вот может объявиться муж Карозиной вместе с обманутым принцем. Давыдов ее успокаивал, что времени у них вполне достаточно. Ведь профессор не знает, где расположена деревня, а также безгранично доверяет ему, поручику. Затем Владимир предложил Любчинской уехать утром, захватив ценности. Он, правда, был немного раздосадован тем, что второе ожерелье выскользнуло из их рук и не удалось провернуть последнюю, двенадцатую, кражу. Но все равно считал, что денег им хватит, если они продадут драгоценности в Европе.

Любчинская согласилась с ним и стала готовиться к отъезду. Владимир ходил за ней по пятам и был подозрительно весел и ласков. Она почуяла неладное, а утром попросила его исполнить обещание и обвенчаться с ней.

– Ну и где же ты хочешь венчаться?

– В Любимово, это здесь рядом. Мы остановимся там, чтобы подождать денег. Их мне перешлет туда управитель. Я предупрежу его, чтобы он никому не говорил, где мы. Так что нас не найдут.

– А что ты собираешься делать с Дашей?

– Оставлю здесь на попечении управителя, что бы он «ухаживал» за ней, – недобро усмехнулась Любчинская.

– Хорошо, – согласился поручик. – Едем же.

Он прямо не ответил актрисе согласием на просьбу о скорейшем венчании, и она решилась на отчаянный шаг. Любчинская оставила все драгоценности в тайнике, о котором никто кроме нее не знал. Она обнаружила его еще маленькой девочкой и хранила там свои девчоночьи тайны. Актриса догадывалась, что Владимир не собирается на ней жениться, поэтому у нее был последний шанс сыграть на его жадности.

Они приехали в Любимово, заночевали там, а поутру Владимир сослался на нездоровье и уговорил Любчинскую одну сходить в церковь, чтобы договориться там о венчании. Она пошла, хотя мрачные предчувствия уже завладели ею. Когда она вернулась, то увидела, что поручик роется в ее вещах.

– Что ты ищешь, Владимир?

– Ариша, где драгоценности?

– Когда повенчаемся, тогда ты их и получишь. Не раньше, – Любчинской было страшно, но она не намерена была отступать.

– Нет, Ариша, ты отдашь мне их сейчас, – угрожающее сказал Владимир, доставая пистолет.

– Ты их не получишь, если убьешь меня, – дрожащая от ужаса актриса смотрела в исказившееся от злобы лицо любовника. – Их нет здесь, они спрятаны в надежном месте, и тебе их без меня не отыскать.

– Ты мне все скажешь прямо сейчас, шлюха, – голос поручика был ровным и спокойным, только глаза его выдавали клокотавшую ярость. – Ты не смеешь спорить со мной.

– Ты получишь драгоценности, только обвенчавшись со мной, – снова повторила Любчинская.

– Тогда я тебя убью, – пригрозил Давыдов, направляя на нее пистолет.

– Убивай, – закричала актриса, не выдержав напряжения. Слишком долго она подчинялась этому человеку, чтобы теперь суметь настоять на своем. Она лишь надеялась, что жадность окажется сильней, и он не станет ее убивать. – Убивай! Мне уже все равно!

Этот крик был ее ошибкой. Рука поручика дернулась, и он нажал на курок. Раздался выстрел, актриса упала, чувствуя, как страшная боль раздирает ее грудь. Владимир уронил пистолет, выбил подсвечником окно и, не взглянув более на Любчинскую, скрылся.

– Вот, собственно, и вся история, – заключил Никита Сергеевич. – Грустный, но закономерный конец. Любчинская осталась в больнице, рассказав нам с господином Амитом, где находится тайник, Давыдова пока не нашли, – профессор немного помолчал, потом продолжил: – Знаешь, Катенька, мы не стали заявлять в полицию о преступлении Любчинской. Господин Амит простил ее, все украденные ценности мы вернем владельцам, сказав, что случайно отыскали их в том особнячке. А за смерть Вареньки актриса и так сполна наказана. Она очень плоха, ангел мой, и не хочет больше жить. Не знаю, как тебе, а мне ее жаль.

– Мне тоже, – вздохнула Катенька. – Ее история печальна и поучительна. Но вы так и не показали мне драгоценности. Где же они?

– Здесь, – сказал принц, раскрывая саквояж.

Одиннадцать прекрасных украшений предстали перед восхищенным взором Катеньки, но когда принц достал футляр с ожерельем, оно затмило собой все. На невысказанный вопрос молодой женщины Амит сказал, что уже был у ювелира, который засвидельствовал подлинность всех драгоценностей.

– Ну что ж, – подвел итог профессор. – Наше расследование наконец-то завершено, приключений больше, слава Богу, не предвидится. Слишком уж плохо они сказываются на моем желудке. Но нам осталось еще окончательно уладить дело принца. Я предлагаю поступить так…

…Наступил светлый праздник Христова Воскресения, по всей Москве звонили колокола и валили из церквей празднично одетые горожане. Слышались радостные возгласы: «Христос воскресе! Воистину воскресе» и звонкие поцелую, которыми обменивались люди. В каждом доме сегодня или ждали гостей, или сами хозяева собирались в гости.

Карозины на этот раз относились к последней части. Званы они были в дом к генералу Соловцу. Компания должна была собраться небольшая: сам генерал Соловец, его супруга, Арина Семеновна, матушка генерала, Капиталина Власьевна, прибывшая из имения пару дней назад, брат генеральши, Виктор Семенович Аверин, ну и сами супруги Карозины, которые испросили позволения у генерала привести с собой одного весьма приятного иностранца. У генерала возражений на этот счет не возникло, хоть его и удивила подобная просьба. Арина Семеновна, единственная, посвященная во все детали, сказала мужу, что иностранец этот путешествует с целью ознакомления с обычаями разных народностей, а посему представляет собой очень занятного собеседника.

В полдень Карозины и принц переступили порог генеральского дома. На Катеньке было новое декольтированное платье, однако плечи ее и шея были укутаны роскошным боа в тон к платью. Генеральша Арина блистала в не менее роскошном туалете, щеголяя фамильным ожерельем. Состоялся ритуал представления гостей друг другу и особенно матушке генерала. Суровая Капиталина Власьевна неукоснительно требовала исполнения обычаев.

Наконец все расселись за стол, и после первых тостов за праздник и непродолжительного молчания, пока собравшиеся утоляли первый голод, началась светская беседа.