Александр Воинов - Западня

— Ну, поговорила? — хмуро спросил он. — С этим…

— Поговорила.

Он шел рядом, широкими шагами переступая через те лужи, которые она с трудом перепрыгивала.

— Ну и что?

— Вот иду к Савицкому. Все ему доложу…

Он ни о чем больше не стал расспрашивать, просто шел рядом и молчал.

Она взяла его ладонь в свою.

— Замерз совсем, дурень!

Егоров шумно вздохнул.

Они уже подходили к хатке разведотдела. Тоня выпустила его руку.

— Иди домой. Как освобожусь, загляну. — И быстро свернула на дорожку.

Однако Савицкого не было. Ординарец, худощавый, шустрый паренек, сказал, что полковник у командующего, а ей приказано ждать.

Тоня присела на скамейку перед жарко топившейся печкой. Яркий электрический свет от стучавшего за стеной движка заливал хату, на стенах которой еще сохранились выцветшие фотографии хозяев; их было до десятка в каждой рамке, висевшей рядом с окном. Очевидно, вся родня: от деда, участника русско-японской войны, и до того солдата, который мерзнет где-нибудь на Севере, в карельских лесах. Вот он совсем мальчишкой снят с гармошкой. Руки держат гармонь напряженно, а светлые глаза таращатся в объектив. Очень уж старался парень получше получиться…

Впрочем, кроме печи, темных стен и этих вот фотографий, в хате ничто не напоминало о прошлой жизни.

Посреди комнаты — походный стол на тонких ножках, на нем грудой лежат документы, а на самом краю — телефоны в желтых кожухах; в углу, покрытый зеленой краской, примостился немецкий несгораемый ящик. Ну и кряхтят солдаты, когда грузят его на машину при переездах!

Только сейчас, глядя, как вихрятся огоньки пламени, Тоня почувствовала облегчение. Она словно вернулась из мира тоски и неизвестности в мир привычный, мир света и людей, которым она так нужна.

Она быстро скинула плащ-палатку, на мгновение задержав ее в руках. Пожалела, что не вернула ее Гене, он так и пошел под дождем. Потом стала кочергой шуровать в печке, разбивая пылающие головни, от которых при каждом ударе летели снопы искр. И не заметила, как за спиной появился Савицкий.

— Люблю тепло, — сказал он и, скинув шинель, присел на скамейку рядом с Тоней. — Сиди! Сиди! — удержал он ее, так как она тут же вскочила. — Грейся… Ну, как там? Какие разведданные?.. — Он улыбнулся.

Тоня смотрела на его длинные пальцы, которые тянулись к огню. Они были очень красивые. И вдруг спросила:

— Вы играете на рояле?

Савицкий удивленно посмотрел на нее и засмеялся:

— Это все меня спрашивают. Нет, с музыкой у меня нелады. Бездарен! А вот рисовать люблю. Правда, для себя. И карикатуры для стенгазеты. Когда в институте учился, меня из-за этого всегда в редколлегию выбирали.

Он неторопливо закурил, а Тоня стала подробно рассказывать о разговоре с пленным, стараясь не упустить ни одной детали.

— Так, значит, — переспросил Савицкий, — как только Круглов закричал «занавесь окна», он тут же схватился за лампу?

— Да, — сказала Тоня. — Когда я обернулась, он уже опускал фитиль… Но потом, правда, переспросил, что, мол, кричал часовой…

Савицкий подкинул в печь дров и, морща лоб, просидел с минуту молча, ни о чем не спрашивая. Ординарец принес чайник и долго прилаживал его к огню так, чтобы поменьше закоптить.

Савицкий заметил это и усмехнулся:

— У каждого свои заботы! Ну что ж, — проговорил он, — если бы это оказалось действительно так, любопытная получилась бы ситуация… Как говорится, ситуэйшн! Из нее мы могли бы извлечь для себя немало пользы. Вот что Тоня, ты к нему сегодня больше не ходи. Мы должны кое-что продумать…

— Хорошо, — сказала Тоня и поймала себя на мысли, что ей жаль румына: он ведь надеется, что она придет.

Но в это время быстрым шагом вошел Корнев, и она сразу отвлеклась от этой своей нежданной и ненужной мысли.

Подполковник подметил сразу, что девушка держится спокойно. Несомненно, первая встреча удалась.

— Ну как? — спросил он. — Кажется, работа по медицинской части тебе понравилась?..

Тоня улыбнулась. Улыбнулся и он.

— Я же говорил, товарищ полковник, что Тоня у нас девушка способная! Глаз у нее острый! — Как всегда, подполковнику не терпелось подчеркнуть свою личную причастность к происходящему. — Ладно, иди отдыхай, — сказал он, заметив Тонино нетерпение. — И готовься к следующей встрече.

На душе у Тони было смутно. Что даст ей завтрашний день и даст ли хоть что-нибудь или, перебинтовав Леону голову, она не будет знать, что делать дальше, о чем и как с ним говорить?

Весь вечер она искала Егорова, но так и не нашла его, хотя обошла все хаты, где жили разведчики. Кто-то сказал, что его послали в штаб одной из дивизий. Не нашла она и Дьяченко — он словно сквозь землю провалился. И вдруг Тоня почувствовала себя страшно одинокой. Геннадий умел ее слушать, умел понимать, и сейчас он был ей просто необходим, потому что одно дело — служебный рапорт начальству и совершенно другое — откровенный разговор с близким человеком.

Ночью она долго думала. Конечно, Петреску следил за каждым ее движением, за каждым произнесенным ею словом. Какое впечатление она произвела на него? Если плохое, то зачем он просил ее прийти снова?

И вот опять наступило утро.

Круглов, занявший свой пост у хаты, еще издали узнал Тоню и улыбался ей всеми морщинами, которые щедро избороздили его суховатое лицо.

— Опять в гости? — весело спросил он, когда она подошла к крыльцу. — Вчера ты, девушка, долго здесь засиделась. — Его глаза хитровато блеснули. — Раны, видать, глубокие…

— Эх, дядя! — вздохнула Тоня.

— Да, тетя! — в тон ей ответил Круглов.

Она посмотрела на окно. К стеклу изнутри прижалось лицо Петреску. Он пристально вглядывался в нее.

— Ну, я пойду, — сказала Тоня.

— Иди, иди… — И Круглов двинулся по своему короткому, смертельно надоевшему маршруту — вокруг хаты, — держа винтовку под мышкой, штыком вниз.

Когда Тоня вошла, Петреску стоял посреди хаты, взлохмаченный, в расстегнутом кителе, из-под которого была видна поросшая черными вьющимися волосами плотная грудь и короткая сильная шея. Повязка на голове едва держалась, а лицо за ночь заметно осунулось.

Он встретил Тоню настороженным, замкнутым взглядом.

— Здравствуйте! — весело сказала она. — Ну, как вы себя чувствуете?

— Плохо! Очень плохо, — проговорил он, не двигаясь с места.

— Что такое? Болит голова? Ну, сейчас сделаем перевязку…

— Нет-нет, ничего мы не будем делать! Ничего, — решительно возразил румын и даже отпрянул от Тони, словно опасаясь ее прикосновений. — Я вообще не знаю, кто вы такая, кто вас подсылает ко мне.

Тоня вскинула голову, и ее руки, которые уже стали разбирать содержимое сумки, на мгновение замерли в воздухе. Вот уж чего она действительно не ждала!