Дэвид Лисс - Торговец кофе

— Но могу предложить другой вариант, — сказал Даниель после паузы.

— Какой вариант?

— Я отсрочу требование вернуть мне долг в обмен на информацию о твоих сделках с кофе и, быть может, возможность участвовать в твоем предприятии.

— Почему ты не веришь, что я не занимаюсь кофе? — спросил Мигель.

Даниель удивленно посмотрел на него и отвел взгляд:

— Я дал тебе выбор, Мигель. Поступай как хочешь.

Даниель не оставил ему выбора: либо отдать тысячу гульденов, либо потерять все в ближайшее время.

— Я переведу тебе деньги, — сказал Мигель, — но знай, я возмущен твоими требованиями, так как они наносят урон моим делам и не дают мне выпутаться из долгов. Знай: я не допущу, чтобы твоя мелочность расстроила мои дела. Через несколько месяцев я освобожусь от долгов, и придет твоя очередь просить у меня подаяние.

Даниель ехидно ухмыльнулся.

— Это мы еще посмотрим, — сказал он.

На следующее утро Мигель с горечью перевел деньги на счет брата. Он чуть не подавился, давая указание клерку в биржевом банке, но ничего другого ему не оставалось.

Занимаясь в тот день делами, он старался не думать о том, что из трех тысяч гульденов, которые доверила ему Гертруда, осталось чуть больше тысячи.

Мне кажется, я упоминал, что Мигель Лиенсо был несколькими годами меня старше и в детстве я не знал его близко. Но я хорошо знал его брата, и, если бы не слышал от отца, что Мигель сообразительный и ловкий мальчик, у меня бы не было особого желания лучше узнать эту семью.

Даниель Лиенсо с самого раннего детства знал свои достоинства и недостатки. Он был физически слабее других мальчиков, с которыми мы играли вместе, но значительно превосходил их в быстроте. Зная, как извлечь пользу из своих способностей, он не хотел принимать участия в играх или в борьбе, но настаивал, чтобы мы бегали наперегонки целыми днями. Он хотел играть только в те игры, в которых мог победить.

Зная, что является отцовским любимцем, он постоянно жаловался на старшего брата, не в силах смириться с тем, что Мигель старше, крупнее и опытнее.

— Мой брат тратит время на изучение еврейских книг, — говорил он нам заговорщическим шепотом, будто нас остальных отцы не водили тайно по ночам изучать запрещенные вещи при свете свечей. — Мой брат думает, что он уже взрослый мужчина, — жаловался Даниель. — Он постоянно увивается за служанками.

Даниель изучал Тору, только чтобы доказать себе, что он лучше брата. Он бегал за девчонками, не зная, что с ними делать, только чтобы доказать: он может поймать добычу, упущенную братом. То было пустым занятием. Мигель был сообразительнее Даниеля, да и дамы находили его наружность намного привлекательнее. И все же Даниель никак не мог смириться с несправедливостью, что он родился вторым.

Я помню, что, когда мне было лет двенадцать, за несколько месяцев до того, как мы бежали из Лиссабона, Даниель пришел к нам и сказал, что знает один фокус, который хочет нам показать. Его старший брат увлек судомойку в чулан у них дома, и он подумал, что было бы забавно застать их врасплох.

Конечно, это была глупая затея, но мы были детьми, и нам нравилось делать глупости. Мы пошли с Даниелем в дом их отца, поднялись на третий этаж и остановились у старой двери, криво висевшей на петлях. Даниель знаком показал, чтобы мы не шумели, и рывком открыл дверь.

Мы увидели Мигеля, сидящего на подушке с девушкой, которая была не старше его самого. Ее платье было в беспорядке — очевидно, она вела себя не так, как полагается приличной девушке. Увидев нас, они оба страшно смутились, и, по правде сказать, мы смутились не меньше их. Девушка попыталась опустить свои юбки и застегнуть лиф одновременно, и, когда это ей не удалось, она расплакалась. Она просила Деву Марию о милосердии. Она была погублена.

Мигель покраснел, но не от смущения, а от негодования.

— Оставьте нас! — прошипел он. — Можно дразнить мужчину, но только трус будет дразнить молодую женщину.

До этого нам было лишь интересно и любопытно, и мы по-детски хихикали, не зная над чем. Теперь же нам стало стыдно за свое любопытство и за суровый взгляд Мигеля. Мы совершили проступок, смысла которого по малолетству не понимали, и непонимание делало его еще ужаснее.

Мы попятились и со всех ног бросились вниз по лестнице, но я задержался, увидев, что Даниель стоит на месте. Он застыл в проходе, не давая Мигелю закрыть дверь. Я видел лишь его спину, но знал, что он смотрит во все глаза. На кого он смотрел? На Мигеля? На девушку? Я не знаю, но ни благородное возмущение Мигеля, ни слезы девушки его совершенно не тронули.

— Уходи! — велел ему Мигель. — Ты что, не видишь, девушка расстроена?

Но Даниель не сдвинулся с места. Он стоял, смотрел и слушал, как всхлипывала девушка. Он так и стоял там, застыв на месте, пока я не испугался и не убежал.

Мой читатель, возможно, думает, к чему я это рассказываю. Чтобы отчасти объяснить враждебность, существующую между этими двумя мужчинами, которая уходит корнями в далекое прошлое и, насколько я могу судить, совершенно не мотивирована.

Но таковы были отношения между братьями. И теперь мой читатель не будет слишком удивлен, узнав, что не кто иной, как Даниель Лиенсо, задолжал Мигелю более двух тысяч гульденов, вырученных от продажи китового жира. Мигель больше не был в долгу перед своим братом, напротив, он стал его кредитором, сам того не подозревая.

В неделю приходило по два-три письма, и Мигель засиживался допоздна, отвечая на них при тусклом свете единственной масляной лампы. Возбужденный кофе и предвкушением богатства, он трудился с торжествующей решимостью, объясняя своим агентам во всех деталях, что именно от них требуется.

Мигель не виделся с Гертрудой после своего возвращения из Роттердама, что избавляло его от объяснений по поводу растраты почти всего ее капитала. Он знал людей, которые растрачивали деньги своих партнеров. Все они без исключения немедленно признавались, словно жизнь по лжи была слишком тяжелым для них бременем. Мигелю казалось, что он мог бы жить по лжи до тех пор, пока это сходило бы ему с рук.

Тем не менее он хотел повидаться с Гертрудой и рассказать ей о том, насколько продвинулся, а также о других вещах, но Гертруды нигде не было. Она выбрала не лучшее время, чтобы скрыться. Мигель посылал записки во всевозможные таверны и заходил туда сам даже в наименее подходящие часы, но нигде ее не нашел.

Однажды он случайно натолкнулся на Хендрика, праздно стоящего неподалеку от Дамрак. Тот прислонился к стене и курил трубку, наблюдая за проходящими мимо него людьми.

— Эй, Еврей, — позвал Хендрик и дружелюбно выпустил табачный дым в сторону Мигеля.