Фиделис Морган - Тщеславная мачеха

– И откуда мне все это знать? – Графиня обмахивалась веером, который бился как крылья бабочки. – Мне шестьдесят лет.

– Давайте тихо пройдем по коридору и ворвемся в комнату. Даже если у нас будет всего несколько секунд, мы многое успеем увидеть.

– Неприятно думать, но ты права. Идем. – Графиня решительно сложила веер и вошла внутрь. – Ты смотришь налево, я – направо.

У первой же двери они сняли обувь и осторожно направились по длинному коридору. Некоторое время прислушивались у двери. То же гудение и звуки плевков. Сыщицы переглянулись с брезгливыми гримасами.

Затем, беззвучно досчитав до трех, они распахнули дверь

Двадцать жующих девушек замерли с полными ртами.

Еще мгновение тишины, и затем одна из девушек сплюнула в ведро. Ее примеру последовали и остальные.

– Чем могу служить?

Графиня узнала женщину, которая вместе с герцогом де Шармом выбиралась из кареты в Версале. При ближайшем рассмотрении она поражала своим тщательным макияжем. Великолепные светлые белила, нежно прорисованные по декольте вены, слегка подкрашенные губы. Шедевр пудры и краски.

– Доброе утро, мадам?…

Загородив от них комнату, женщина подталкивала их к выходу. Элпью вытянула шею, пытаясь разглядеть толком что-нибудь еще.

– Я леди Анастасия Эшби де ла Зуш, графиня Клэпхэмская, баронесса…

– Да? – Женщина совсем вытеснила их из комнаты и закрыла за собой дверь.

– Я особый друг герцога де Шарма и его величества.

– М-м-м?

– А вы?…

– Мадемуазель Бонтем.

– Видите ли, мадемуазель Бонтем, графу, моему мужу, очень нравится то, что вы предлагаете… – Графиня игриво подмигнула. – И в качестве особого подарка ко дню рождения я бы хотела… – Она не закончила предложения.

– Поднос?

– Простите? – Графиня наклонилась вперед, приложив к уху руку. – Каким образом – под нос?

– Может, вы скажете толком, что вам нужно? Футляр для столовых приборов? Идемте же. Если за девицами не следить, они не стараются. Поверьте мне, графиня, этим сосальщицам доверять нельзя.

Слова женщины окончательно сбили графиню с толку.

– Просто скажите мне, сколько вы берете и что именно предлагаете за эти деньги, – попросила она.

– Простите, мадемуазель Бонтем… – Элпью очень хотелось еще разок увидеть эту картину: целая комната женщин, набивающих рот клочками газетной бумаги. Она припомнила стопку расписных коробочек, которые видела в комнате прошлой ночью. Вероятно, коробочки – это прикрытие, и если попросить одну для вида, то, возможно, удастся и в комнату заглянуть. – Ее светлость хотела бы посмотреть футляр, если можно.

Женщина скользнула в комнату и закрыла за собой дверь.

– Все это так же странно, мадам, как снег в августе, – прошептала Элпью. – Я знаю, чем они занимаются: жуют газетную бумагу и выплевывают ее в ведра.

– Возможно, это памфлеты против короля. Более надежный способ уничтожить их, чем просто разорвать.

Женщина вернулась, неся несколько больших, как для чая, расписных шкатулок.

Графиня взяла черную, с цветами.

– Обдуй меня, ветерок! – Она передала коробку Элпью. – Ты только взгляни!

Элпью взяла шкатулку.

– Господи, мадам! – Она открыла ее, заглянула внутрь. – Да она почти ничего не весит! Как так?

– А это, дамы, наш производственный секрет. – Мадемуазель Бонтем чуть заметно улыбнулась и забрала шкатулку. – Наш товар легок, но прочен и надежен. Незаменим в путешествиях и удобен в обращении для старых слуг. Подносы, например, исключительно…

– Да, да, да, – поддакнула графиня, беря красную коробочку. – Но где же тут извращения?

– Простите, графиня? Мы торгуем изделиями из папье-маше. Мы только что получили большой заказ из Версаля, поэтому время дорого.

– Папье-маше?

– Недавно открытый восточный способ создания objets d'art. [98] Произведений искусства (фр.)

– Вы хотите сказать, что это не бордель? – с отвращением спросила Элпью.

– Разумеется, нет. – Мадемуазель выхватила изумительную коробочку из рук графини. – И если вы думаете, что можете шнырять тут, пытаясь украсть наш метод, то ошибаетесь. Всего доброго.

Она с самодовольным видом вплыла в мастерскую и захлопнула дверь перед носом сыщиц.

Графиня сидела под деревом и лениво обмахивалась веером, спасаясь от полуденного зноя.

– Ну и фрукт этот Уиппингем, вот что я вам скажу, миледи. Может, мы и поняли слово «сосать» превратно, но он скрывает что-то еще. Попомните мои слова.

Лежа на траве, Элпью жевала яблоко. Над ней жужжала муха, и она отгоняла ее носовым платком.

– Дама пик… – Графиня раскладывала карты на траве. – Это Потаскуха, я полагаю. А валет? Это может быть любой мужчина.

– Между прочим, миледи, вы говорите «валет бубен», а люди, которых знаю я, сказали бы «Джек».

– Джек? Джек бубен! – воскликнула графиня. – А среди нас есть Джек?

– Маленький принц.

– Ну да, Яков Фрэнсис Эдуард. Он и его отец Яков второй.

– А для местных жителей мы – это двор короля Жака.

– Сомневаюсь, чтобы изгнанный король Англии и его одиннадцатилетний наследник ни с того ни с сего вдруг начали убивать своих самых преданных подданных. Нет, Элпью, мы ищем не в том направлении.

Элпью отбросила огрызок.

– Подождите-ка… Джек не только уменьшительное имя для Джеймса, то есть Якова; у нас в Англии и Джона Джеком называют.

– А здесь у нас с тобой есть один очень ловкий Джон. Человек, готовый напугать нас до полусмерти и ради шутки украсть наши деньги. И он находился тут, в замке. Куда он отлучался, может, и тайна, но во время обоих убийств он был лишь в нескольких ярдах от места преступления. – Графиня вытянула руку, прося помочь ей подняться. – О, Элпью, боюсь, мы лаяли совсем не на то дерево, потому что под самым носом у нас есть и Джек-пройдоха, и puella pulchra. Надо найти мисс Фрэнклин-Грин и ее шайку разбойников.

Вирджиния лежала на кровати в своей прекрасно обставленной комнате, на этот раз полностью одетая, и плакала.

– Господи, дитя мое, ну что ты за изменчивое создание, – проговорила графиня, присаживаясь на край кровати. – То смеешься, то рыдаешь. Что на этот раз?

Вирджиния неразборчиво забубнила в подушку. Графиня кивнула Элпью, и та на цыпочках деликатно удалилась из комнаты.

– Что случилось, Вирджиния?

– Мне надоело в этом дурацком замке. – Захлебывающаяся слезами девушка повернулась на бок. Лицо у нее покраснело, глаза опухли. Ничего удивительного: рыдала она, должно быть, несколько часов кряду. – Мне здесь невыносимо скучно, и я с радостью отсюда уеду.

– Чепуха, девочка, все не так страшно. – Графиня погладила зеленое парчовое покрывало. «Куда уж хуже», – подумалось ей, но признаваться в этом завывающей девчонке не было никакого смысла. – Джон, может, всего лишь и грум, но красивый мужчина. Я бы и сама не прочь с ним порезвиться.