Линдсей Дэвис - Заговор патрициев, или Тени в бронзе

Я потерял мужчину из виду южнее Аврелиевой дороги, в зловеще тихой улочке, примерно за пять минут до конца Четырнадцатого района.

Он свернул в узкий переулок, все еще двигаясь ровным шагом, и к тому времени, как я дошел до угла, его уже и след простыл. В этом месте было много противных дверных проемов, ведущих к кривым серым стенам, хотя, возможно, они только казались такими мрачными.

Я задумался, что же делать. Там не было никаких колонн, за которыми можно было бы спрятаться, а отсутствие моего зеленого друга могло продлиться до вечера. Я понятия не имел, кто он такой и почему мы следим друг за другом. Да я и не уверен, что меня это волновало. Стояла самая сильная дневная жара, и я начал терять интерес. Если ктонибудь из района на правом берегу Тибра заподозрит, что я сыщик, то завтра меня найдут на мостовой с вырезанной на груди монограммой убийцы.

Я заметил вывеску винного погреба, вошел в прохладную темноту помещения и, когда показалось тело огромной неповоротливой хозяйки этого заведения с короткой, толстой шеей и большой грудью, заказал вина со специями. Больше там никого не было. Помещение казалось крошечным. Стоял лишь один столик. Стойка практически спряталась в темноте. Я проверил, не торчали ли из скамейки щепки, потом осторожно сел. Это было одно из таких заведений, где напитков приходилось ждать целую вечность, потому что даже для иностранцев хозяйка подавала их горячими и свежими. Такое естественное гостеприимство показалось мне неблагодарным и застало врасплох; оба эти чувства были слишком знакомы.

Женщина снова исчезла, так что я остался один на один со своим стаканом.

Я скрестил пальцы и задумался о жизни. Я слишком устал, чтобы размышлять о жизни в целом, так что сосредоточился на своей собственной. Я быстро пришел к выводу, что она не стоит и динария, который я заплатил за то, чтобы сидеть здесь в размышлениях над стаканом вина.

Я почувствовал себя глубоко подавленным. Моя работа была ужасна, а оплата еще хуже. И еще я готовился закончить роман с молодой женщиной, которую я едва знал и не хотел потерять. Ее звали Елена Юстина. Она была дочерью сенатора, так что встречаться со мной не считалось совсем противозаконным, однако случился бы порядочный скандал, если бы узнали ее друзья. Обычно ввязываешься в подобную интригу, зная, что все это наверняка безнадежно, а потом почти сразу же прекращаешь, потому что продолжение становится даже более болезненным, чем расставание.

Сейчас я не имел ни малейшего представления, что ей сказать. Елена была потрясающей девушкой. Ее вера в меня приводила меня в отчаяние. Однако она, возможно, видела, что я ускользаю от нее. Насколько я заметил, Елена уже понимала, что происходит, но это не помогало мне составить свою прощальную речь…

Стараясь забыться, я равнодушно глотал. Но, почувствовав небом горячую корицу, вспомнил про тот склад. Внезапно мой язык онемел. Я отставил стакан с вином, со звоном бросил на тарелку несколько монет и попрощался. Я уже выходил, когда голос сзади закричал: «Спасибо!» Обернувшись, я остановился.

— Не за что, милая! А где же та женщина, что я видел раньше?

— Я ее дочь! — засмеялась девушка.

Вы можете себе ее представить — хотя бы примерно. Через двадцать лет это роскошное маленькое тело, может быть, станет точно таким же непривлекательным, как у ее мамы — но за это время оно пройдет несколько очаровательных этапов. Сейчас девушке было около девятнадцати, и этот этап мне нравился. Дочка хозяйки винного погреба ростом была выше своей матери, за счет чего ее движения выглядели более изящными; у нее были огромные темные глаза и крошечные белые зубки, гладкая кожа, блестящие сережки и аура абсолютной невинности, которая являлась ужасным обманом.

— Я Туллия, — сказало это живое видение.

— Привет, Туллия, — воскликнул я.

Туллия улыбнулась мне. Она была аппетитной пышечкой, у которой сегодня не так много дел, в то время как я — мужчиной, кому необходимо было поднять настроение. Я ласково улыбнулся ей в ответ. Если я вынужден расстаться с чудесной девушкой, которую я хотел, то пусть безнравственные женщины покажут мне, на что они способны.

Личный осведомитель, который знает, что делает, быстро может превратить подавальщицу в своего друга. Я вовлек ее в это безобидное подшучивание, а потом сказал:

— Я коекого ищу; возможно, ты его видела — он всегда носит плащ довольно чудовищного зеленого цвета.

Я не удивился, когда прекрасная Туллия узнала моего человека; заметив Туллию, большинство мужчин этого района должны были немедленно стать клиентами ее матери.

— Он живет через переулок… — Она подошла к дверям и указала на маленькое квадратное окошко комнаты, которую он снимал. Все указывало на то, что парень в зеленом жил так же убого, как и я.

— Интересно, дома ли он сейчас…

— Могу посмотреть, — предложила Туллия.

— Как это?

Она глазами указала наверх. У них была обычная лестница наверх вдоль внутренней стены, ведущей на обшитый досками чердак, где жили и спали хозяева. Там обычно имелось одно длинное окно над входом в магазин, через который поступали свет и воздух. Энергичная молодая девушка, интересующаяся людьми, естественно, в свободное время наблюдала за мужчинами.

Туллия была готова любезно подняться наверх. Я мог бы пойти за ней, но подумал, что там скрывается ее мать, и это испортило все веселье.

— Спасибо! Не хочу сейчас его беспокоить. — Кем бы он ни был и чего бы он ни хотел, никто не собирался платить мне за то, что я оторву его от обеда. — Ты чтонибудь о нем знаешь?

Туллия с опаской посмотрела на меня, но я держался непринужденно, и мое любопытство выглядело вполне естественно; кроме того, я оставил ее матери приличные чаевые.

— Его зовут Барнаб. Он приехал сюда около недели назад… — Пока она рассказывала, я думал; имя Барнаб я совсем недавно гдето встречал. — Он заплатил за три месяца вперед — без всяких споров! — удивлялась девушка. — Когда я сказала ему, что он дурак, он лишь засмеялся и ответил, что скоро разбогатеет…

Я ухмыльнулся.

— Интересно, почему он тебе так сказал? — Нет сомнений в том, что для мужчины это обычный случай — пообещать женщине безумное богатство. — А чем занимается этот многообещающий предприниматель, Туллия?

— Сказал, что он хлеботорговец. Но…

— Но что?

— На это он тоже засмеялся.

— Да он просто комик! — То, что он назвал себя продавцом хлеба, больше не объединяло его с тем Барнабом, которого я имел в виду. Тот был получившим свободу рабом сенатора и не отличил бы пшеницу от деревянной стружки.

— Ты задаешь много вопросов! — в шутку упрекнула меня Туллия. — А к чему тебе все это? — Я ушел от вопроса проницательным взглядом, на который она ответила. — О, секреты! Хочешь выйти через черный ход?