Филипп Ванденбер - Восьмой грех

Смелая теория, метр Леонардо! Но у вас ведь есть и дру і ие смелые теории. Если я не ошибаюсь, вы еще пятьсот лет назад изобрели парашют и подводную лодку…

– Да, и люди объявили меня сумасшедшим. Тогда при дворе іерцога Миланского у меня было самое продуктивное время. Одновременно с этим мне пришлось пережить наиболее жесго кие нападки Церкви. В конечном счете у меня не осталось другого выхода, как делать свои записи зеркальным шрифтом, чтобы ие попасться первому встречному монаху-доминиканцу. А зеркала в то время были редким и дорогим предметом, обычным людям из-за тщеславия было даже запрещено пользоваться этой дьявольской штукой. Из ностальгии, да и потому, что мне трудно переучиваться, я до сих пор пользуюсь этим приемом.

– Вы говорили о сиянии, которое оставило следы па пла щанице.

– Совершенно верно. Сегодня я даже уверен В ТОМ, ЧТО ЭТО единственное возможное объяснение. К тому же химические анализы показывают, что это не краска. Следов красящих пигментов обнаружить не удалось. Были попытки завернуть в подобное полотно человека, предварительно намазав его соединениями битума. Результат был однозначный: отпечаток получался искаженным и даже близко не походил на изображение па плаща нице. Если смотреть на оригинал, может сложиться впечатление, что видишь черты лица умершего.

– Тем больше я восхищаюсь вашей смелостью - взяться за копирование плащаницы. Вы меня заинтриговали. Вы не хотите раскрыть свою тайну или хотя бы намекнуть, как вы это сделали;'

Старик энергично замотал головой, и его борода стала подрагивать в такт интенсивным движениям.

Я подписал договор, по которому, кроме вечного прокля -тия, возлагается обязательство вернуть Церкви полмиллиона евро, если я хоть словом обмолвлюсь кому-нибудь об этом

– Так уж случилось, что вы все-таки нарушили этот договор, метр Леонардо. Но вы можете полностью доверять мне. По воз вращении в замок Лаенфельс я никогда больше не вспомню о сегодняшней встрече.

Леонардо колебался несколько секунд, потом кивнул Ани цету и сказал:

– Идите за мной!

Наверх вела еще одна лестница. Леонардо перепрыгивал через ступеньки и при этом демонстрировал такую ловкость, что Аницет засомневался в возрасте старика Магистр едва успевал за ним.

Наверху располагалась такая же, почти пустая, комната В ней было только самое необходимое для лаборатории. Вдоль стен выстроились стеклянные шкафы, перед окнами, которые выходили на улицу, стоял стол для экспериментов. Прожекторы под потолком напоминали те, что обычно используют ся в фотостудиях. Пол и высокие стены были выложены белой плиткой. Как и мастерская, лаборатория занимала весь этаж.

В глаза бросался большой черный куб справа у стены: примерно два с половиной метра в длину и столько же в ширину.

Леонардо несколько секунд наслаждался растерянностью Аницета, потом улыбнулся и как бы между делом бросил:

– Камера-обскура, я изобрел ее еще пятьсот лет назад. Воз можно, вы об этом слышали. Простое и в то же время удиви тельное чудо природы. Это, конечно, несколько громоздкий экземпляр, но для моих целей - в самый раз. Я хочу вам кое-что показать.

Он открыл едва заметную узкую дверь в куб и пригласил Аницета:

Нам не нужно бояться. Но если вы действительно хотите ш.иь, как я изготовил копию плащаницы, тогда вам нужно пройти)ту процедуру.

Іл.вл Аницет вошел в камеру-обскуру, Леонардо захлопнул дверь,

Внутри царила абсолютная тишина. Будто откуда-то издалека Аницет слышал, как Леонардо включил прожектор на потолке, но ничего не увидел. Старик тем временем снял одежду, но том вытащил из передней стенки камеры пробку, которая находилась точно посередине, и, совершенно голый, стал у белой стены, прикрывая срам правой рукой. Левой рукой он взялся за правое запястье. Ноги стояли параллельно, как у мумии.

С минуту Леонардо стоял с закрытыми глазами абсолютно неподвижно. Он знал, что в это время происходило в темной камере.

Пораженный, просто шокированный, что случалось с ним нечасто, Аницет смотрел на изображение, появившееся слева от пего. Луч света, проходивший сквозь отверстие, проецировал на белой льняной ткани блеклую картинку. И чем дольше он смотрел па голову человека на проекции, тем больше понимал, что этот образ полностью совпадает с тем, который был на плащанице.

Будто парализованный, Аницет вывалился из камеры. Не обращая внимания на наготу Леонардо, он взволнованно закричал:

– Вы волшебник, метр Леонардо! Вы маг и чародей! Да вы просто великолепный!

Пока старик одевался, Аницет все качал головой, словно не мог поверить своим глазам. Наконец он спросил:

– Но как вам удалось перенести свое изображение на ткань? Леонардо усмехнулся. И после паузы с улыбкой сказал:

– О, это было самой трудной частью моего предприятия. І Іо я смутно припомнил запись, которую я сделал пятьсот лет' назад и которая сегодня утрачена. Благодаря ей я нашел решение, как удержать изображение из камеры-обскуры и перенести его па ткань. Вы не могли бы проследовать за мной?

– Ну конечно! - с готовностью произнес Аницет.

– Я знал, - продолжал Леонардо, - что при этом нужно использовать серебро или золото. Я проводил эксперименты с этими металлами и через несколько недель получил поразительные результаты: при растворении золота и серебра в серной кислоте получается сульфат меди Ag 2SO l?. Если пропитать ткань этим раствором, то она при высыхании становится светочувствительной, правда, слегка, как и пленка для фотоаппарата.

– И вы сами стали моделью для изображения Иисуса из Назарета.

– Ради бога, не напоминайте мне об этом! Мне пришлось неподвижно стоять шестнадцать часов под палящими прожекторами. И в конце концов все оказалось напрасно: лампы находились слишком близко, и на расплывчатом негативе изображение получилось светлее, чем на оригинале.

– То есть все нужно было начинать с нуля!

– Было бы неплохо. Но материя, которую мне привез Моро, была в единственном экземпляре. Полотно было соткано в четырнадцатом веке, с таким же переплетением нитей, как на Туринской плащанице - рисунок в елочку, выполненный техникой «три к одному». Это значит, что при переплетении уток вначале проходит под тремя нитями основы, потом - над одной нитью основы и так далее. Обычный вид ткани, которому несколько тысяч лет. Одному Богу известно, откуда у Моро оказалась эта материя.

– И как же вам удалось увеличить контрастность картинки? Насколько мне известно, никто из экспертов, которые видели плащаницу, не выразил сомнений в подлинности предмета, хотя это была выполненная вами копия.

Леонардо повернул руки ладонями вверх и ответил:

– В жизни часто бывает, когда кажется, что все кончено, и тогда на помощь приходит случай. В то время я как раз писал автопортрет. Как вы знаете, в живописи важную роль играют яйца. Ранние итальянские мастера смешивали краски пополам с желтком. Белок, так называемая альбуминовая основа, долгие годы служил грунтовкой. А крепко взбитый белок использовался как основа при золочении. Из любопытства я решил написать атчэнортрет, используя вареные яйца. Я, должно быть, извел их около сотни. Но все попытки сделать цвет более телесным (я рисовал себя нагишом) провалились. Разочаровавшись, я съел добрую дюжину яиц, приправив их солью и перцем, а еще дюжину расшвырял по стенам. И одно из них случайно упало на светлую копию плащаницы.