Николай Волынский - Наследство последнего императора

– Пожалуйста, продолжайте, – попросил Яковлев: – Евдокия Федоровна не только мой боевой товарищ, она – моя супруга. Как говорят, законная жена, правда, пока не венчанная – все пока недосуг… – к изумлению Новосильцевой прибавил он.

– Стало быть, приказ выполнить я обязан, – сказал начальник вокзала. – Но можно заставить меня его не выполнить. Силой. Советую поторопиться. Вы-то меня понимаете?

– Безусловно! – произнес Яковлев. – И я рад, Сергей Александрович, что мы с вами друг друга так замечательно понимаем. Вам известно, кого я сопровождаю?

Начальник вокзала кивнул:

– Об этом знает уже вся Тюмень. А может, и весь Урал, и вся Сибирь.

Яковлев заметил:

– Это плохо… Позвольте пояснить вам обстановку. Я и мои люди попали сейчас в положение, совершенно неожиданное и непредусмотренное. Суть в том, что Уральский облсовет отказывается выполнить решение центральной власти. Некоторые местные товарищи, очевидно, вознамерились поиграть с огнем. Это я вам сообщаю не для того, чтобы привлечь вас на свою сторону, что, впрочем, было бы хорошо… А для того, чтобы вам самому обстановка была ясной.

Начальник вокзала только развел руками.

– Спасибо за доверие. Но я маленький человек, и высшие политические сферы – не по моей должности.

– Поэтому, – в голосе комиссара зазвенел металл, – коль скоро вы отказываетесь выполнить приказ уполномоченного чрезвычайного комиссара высших органов советской власти и препятствуете моему пути на Омск, то я заставлю вас обеспечить мне движение силой оружия! Ступайте к себе на рабочее место и ждите! – приказал Яковлев. – Никуда не отлучаться. Ни с кем по телеграфу не связываться. Вы находитесь под временным арестом. Сейчас к вам придет мой ординарец. Всех вам благ! – он протянул начальнику руку.

Они обменялись крепким рукопожатием. Начальник вокзала взял под козырек и, не произнеся больше ни слова, вышел.

Через четверть часа в кабинет начальника тюменского вокзала явился матрос Гончарюк. С ним двое красноармейцев, вооруженные трехлинейками [118]с примкнутыми штыками. Вид у матроса был устрашающий: в правой руке маузер, в левой граната. Открыв ногой дверь, он застал в кабинете самого начальника и двух его помощников.

– Все арестованы! – заявил Гончарюк. – Ни с места! Возьмите этих двоих на прицел, – приказал он красноармейцам, – а я разберусь с главным саботажником, который не желает выполнять приказы советской власти и нашего комиссара из Москвы товарища Яковлева.

– У меня приказ Екатеринбурга – задержать поезд комиссара Яковлева! – сообщил начальник.

– Молчать! – заорал Гончарюк. – Будешь выполнять мои приказы, а не шайкины! Предупреждаю: одно слово против – и из вас троих можно будет приготовить австро-венгерский гуляш! – он подбросил в руке округлую рубчатую гранату и снова поймал ее. – Это замечательная австрийская игрушка: обеспечивает поражение живой силы в радиусе кабельтова. Так что даже не гуляш у нас получится, а бефстроганов.

Начальник многозначительно указал взглядом на стол. Там лежала короткая лента депеши.

– Ага! – зловеще сказал матрос Гончарюк. – Шпионские депеши за спиной комиссара? Ну-ка! Что пишут?

Положив на стол гранату и сунув в кобуру маузер, он взял ленту. Начальник на всякий случай отошел подальше.

Военная вне всякой очереди.

Начальнику станции Тюмень.

Немедленно принять все меры к недопущению выезда из Тюмени лица, именующего себя комиссаром ВЦИК Яковлевым, который намеревается следовать экстренным поездом № 42. Ни в коем случае не предоставлять ему топливо, воду и паровозы, принять все меры и полностью обездвижить указанного комиссара. В случае невыполнения настоящего приказа, в виду особо чрезвычайных обстоятельств, будете расстреляны на месте.

Председатель Уральского областного совета

Р.К.С. депутатов

Белобородов

Военный комиссар Голощекин

Прочитав до конца, матрос Гончарюк аккуратно смотал ленту в клубок и положил в карман бушлата.

– А теперь, – сказал он, слушай мою команду!..

Когда поезд тронулся и стал медленно набирать скорость, Николай почувствовал движение и от этого проснулся. Он глянул в окно вагона. Ночное небо было таким чистым, звезды сверкали, как офицерские пуговицы на Марсовом поле, где проходили военные парады. По военной привычке, машинально, он по звездам определил, что поезд движется на северо-запад, повернулся на другой бок и заснул, чувствуя себя во сне почти счастливым.

Через час он ощутил, что поезд стал. Не просыпаясь, Николай услышал лязг буферов: похоже, к хвосту цепляли паровоз. Через несколько минут по всему составу снова прошла крупная дрожь, и тяжелый поезд продолжил движение, громко стуча на стыках рельсов. На какое-то мгновение Николаю показалось, что состав пошел задним ходом, но осознать этого он не успел, потому что заснул с еще большей радостью.

Однако утром, когда он глянул в окно, то с изумлением обнаружил, что поезд, действительно, движется не в направлении Екатеринбурга, а в противоположную сторону.

Николай нажал кнопку своего брегета. Тот отзвонил девять часов. Это было реальное астрономическое время. По советскому сейчас было уже одиннадцать утра. Николай открыл крышку часов, направил цифру 12 на солнце, мысленно провел биссектрису между минутной и часовой стрелками. Линия указала юг. Он не поверил своим глазам: поезд шел на восток – в противоположную сторону от Екатеринбурга, все больше отдаляясь от цели следования.

Николай вышел из купе и направился к жене.

Он застал ее за молитвой. Александра стояла на коленях, беззвучно шепча слова, перед маленькой медной иконой Серафима Саровского, которую она поставила перед собой на диван. Мария еще спала.

Николай стал на колени рядом с женой.

Последний раз осенив себя знамением, они поднялись, сели на диван рядом и поцеловались. Некоторое время молчали, прислушиваясь к сонному бормотанию дочери.

– Ты уже знаешь? – спросила Александра шепотом.

– О чем?

Она молча указала на окно.

– Да, заметил. Тебе кто сказал? – спросил Николай.

– Боткин.

– А почему так едем?

Она пожала плечами. Николай задумался, но никакого объяснения странному маршруту их поезда так найти и не смог.

– Надобно поскорее увидеть комиссара, – сказал он.

– Обещал сам зайти, – ответила жена. – Сказал Боткину – будет часов в десять.

– По-большевистскому?

– Нет, по нормальному времени, – сказала Александра.

– Значит, в двенадцать.

Он глянул на часы – была половина десятого.

Однако Яковлев пришел только во втором часу. С ним была «комиссарка». Николай сидел у окна без сапог и в одном шерстяном носке. Второй ему штопала Александра, откусывая нитку зубами. Штопка раздражала: ее собственные очки, которыми она пользовалась при чтении и рукоделии, разбились в дороге. Пришлось одолжить пенсне у Боткина и прикрепить шнурком к голове, так как пружинка не держала их на ее переносице. Пенсне оказалось в два раза сильнее ее очков, поэтому Александре пришлось держать штопку перед самыми глазами. Она могла поручить работу Демидовой, но в последнее время предпочитала ухаживать за мужем сама. Рукоделие стало для нее успокоительным средством.