Николай Волынский - Наследство последнего императора

Графинька впала в состояние крайней задумчивости.

– Так-так… – пробормотала она. – Но, что же… Назад пути нет. Крепость была взята с большим напряжением сил. Не оставлять же ее вот так, сразу!.. Да и за хорошую информацию всегда приходится платить – так жизнь устроена. Вот и принесите нам бутылочку. Желательно со льдом. А к ней…

– Не имеется в настоящий момент, – сообщил официант, приятно улыбнувшись.

– Льда?

– Нет. «Мадам Клико».

– Н-да! Ну что же… Ладно, пусть так, – она пролистала яркие страницы, на которых каждый сорт вина сопровождался подробным описанием качеств, историей марки и многочисленными фотографиями тех мест, где вино произрастает. – Что ж… – повторила она – Давайте что попроще – например, из серии «шато». Вот – «шато-икем». Двести восемьдесят долларов. Слегка подогреть. Можно?

– Мы всегда так делаем! – обиделся официант. – А как же иначе?

– Тогда несите. Одну.

Официант сочувственно ей ответил:

– Не имеется.

Новосильцева перевернула несколько страниц.

– А вот «божоле», сто тридцать два доллара.

– Увы, в настоящий момент тоже временно отсутствует, – с еще большим сочувствием в голосе ответил халдей.

– Что значит «временно»? – спросила Новосильцева.

– Ну… не знаю точно. На месяц, на два.

– Когда в последний раз оно было? – поинтересовалась Новосильцева.

– Не было ни разу.

Она озадаченно посмотрела на Ивана Ивановича. Тот недоуменно поднял брови и ничего не сказал.

– Так! – решила Новосильцева. – Пусть тогда что-нибудь немецкое, раз уж такое дело… Из рейнских. Вот – нашла: «Liebfrauenmilch», белое. 1972 год. Хотя Ивану Ивановичу может не понравиться [175].

– Нет причин для опасений! – обрадовал Ивана Ивановича халдей. – «Молока» тоже не имеется.

– Да черт бы вас всех побрал! – взорвалась Новосильцева, и чеченцы снова обернулись к ним. – Что же в этой бане есть, в конце концов?!

– Есть «Хванчкара», есть «Напареули», «Совиньон» – еще советские запасы, – сообщил официант. – Есть «Черные глаза», «Мускат» – это десертные из подвалов «Массандры».

– «Хванчкару»! – приказала Новосильцева и захлопнула карту-гроссбух.

– Сию минуту! – с готовностью ответил официант. – Но только… вы на цену посмотрели?

– А что там? – она снова открыла винный гроссбух. – Где тут оно? Потеряла… Теперь полдня буду искать… Сколько оно?

– Шестьсот баксов! – по-свойски сообщил халдей. – То есть шестьсот американских долларов. Можно старого образца. Или рублями по курсу Центробанка – три с половиной тысячи.

Новосильцева озадаченно притихла.

– Ну что? – спросила она Ивана Ивановича.

Тот неопределенно пожал плечами.

– Так, хватит! – решила графинька. – Нам очень понравился ваш ресторан, – заявила она халдею. – Настолько понравился, что мы не хотим распрощаться с ним так скоро. Поэтому зайдем еще раз. Лет через пятьдесят.

Она поднялась, взяла свою палку и, не глядя в сторону своего спутника, направилась к выходу. Он не отставал, а когда проходили мимо аквариума, предусмотрительно занял позицию между ней и рыбами.

Откуда-то выскочил метр.

– Как? – с неподдельным огорчением закричал он. – Вы уже уходите?

У него был очень несчастный вид.

– Нет! – успокоила его Новосильцева. – Придем ночевать. Только вот в баню сходим…

До лифта они шли молча. И лишь в кабине, нажав кнопку своего этажа, Новосильцева весело посмотрела на Ивана Ивановича и они одновременно, от души рассмеялись.

– Полагаю, нам сегодня в некотором смысле повезло, – высказался Иван Иванович.

– «В некотором смысле!..» – проворчала она. – Да это у меня самое интересное посещение ресторана за всю мою жизнь, которая, уверяю вас, и до сего дня была нескучной!..

Издалека донеслось:

– Вот это, я понимаю, жизненные стандарты нынче в России! За каких-то пару лет – шведов перепрыгнули, а уж про американцев и говорить нечего! – заявила Новосильцева.

– Не в стандартах дело, – предположил Иван Иванович. – По-моему, они просто они нашли самый разумный и безболезненный способ нас спровадить. Справедливости ради надо отметить, издевались над нами они недолго и не больно.

– Да-а? Хм. Похоже, так, мой дорогой Иоханаан Иоханаанович! Но все равно, никуда не уйдешь от того факта, что Москва стала одним самых дорогих городов планеты – после Нью-Йорка и Токио. Надо же: бутылка газированной кислятины с французской этикеткой – полтысячи долларов! Хотя для ваших новых русских это не вообще не деньги. Вообще ничего. Зеро.

– Сюда надо приходить с кавказским кошельком.

– Что такое кавказский кошелек? – поинтересовалась Новосильцева.

– Кейс-атташе. Обыкновенный «дипломат». В нем надо носить деньги для ресторана.

– Вот и увидели реальную жизнь. Вот что творится в вашей демократической России! – нравоучительно сказала Новосильцева. – А вы расчирикались, все уши мне прожужжали: дескать, «рыночная экономика», «макрорегулирование», «конкуренция», «инвестиции»… Тоже мне – нашли панацею! Дался вам этот рынок! На вашем рынке нормальный человек бутылку вина купить не в состоянии!

– Кто? Я расчирикался?! – изумился Иван Иванович.

– А кто же еще? – простодушно удивилась его вопросу Новосильцева. – Не я же! Нас двое, я рыночную экономику не воспеваю, значит, кроме вас, подозревать некого… – она тяжело вздохнула. – Дела, дела… Как много в России людей, которые, подобно вам, наивно верят в русалок и в домовых, в инопланетян и в свободу слова, в чертей и в рыночную экономику, в леших и в Бабу-Ягу, в демократию и в права человека, а еще и в то, что «Запад нам поможет»!.. Как говорит известный доктор Кандыба, это либо полные идиоты, либо очень счастливые люди!

– Разве идиоты могут быть несчастными? – усомнился Иван Иванович.

– Вполне, – с убеждением ответила она.

– Вам такие встречались?

– Вам тоже! – заявила Новосильцева. – Посмотрите на вашего президента. Я бы не стала утверждать, что уж он-то – счастливчик, особенно с похмелья.

– А вообще говоря, – сказала она, когда лифт остановился, – все это омерзительно. Как вы такое терпите – в собственной стране! В собственном доме!..

– Ах, Лариса Васильевна, – грустно сказал Иван Иванович. – Не терзайте мне сердце… Мне нечего сказать на этот позор. Наверное, нас, советское поколение, переделать трудно. Мы с детства усвоили: русский национализм – плохо. Любой другой – хорошо, а русский – плохо и стыдно. Может, у следующего поколения больше будет собственного достоинства и гордости…

– Ну, вот и славно, – сказала Новосильцева, когда посыльный закрыл за собой дверь, оставив на столе две чашки с блюдцами и заварным чайником в красно-белый горошек, вазочку варенья из черноплодной рябины и вазочку с темно-коричневым, отливающим золотом, гречишным медом, сухари с маком и сухари с изюмом. Вторым заходом посыльный принес самовар – объемом всего в два литра, но зато настоящий, луженой меди. Он его круглых боков исходило деревенское тепло сосновых шишек. Самовар бурлил и шипел. Парень поставил самовар на столик у окна, вывел самоварную трубу в форточку, посмотрел на отражение своей физиономии в самоварных боках и остался доволен. Сказал: