Катерина Врублевская - Дело о рубинах царицы Савской

— Кто это? — спросил Аршинов.

— Это фалаш, эфиопский иудей, — ответил Малькамо. — Скорее всего, он родом из заброшенного города Горгора. Тамошние жители переходят в христианство в надежде на лучшую жизнь.

И он вступил в разговор. Когда же закончил его, то повернулся к нам, и я увидела, какое у принца радостное лицо. Если бы он сейчас закричал "Эврика!" я бы ничуть не удивилась.

— Этот монах, его зовут Абрха, сказал, что на их священном языке «танин» обозначает крокодил.

— Эврика! — закричала я, показывая на картину. — Вот он, крокодил!

Теперь понятно, кого мне напоминало чудовище, пронзаемое Святым Георгием.

Аршинов, как всегда взял бразды правления в свои руки. Отослав монахов обратно по кельям, он взял Абрху под локоток и подвел к нам.

— Расскажи, что ты знаешь о двух белых монахах?

Тот оглянулся на священника, но старец лишь кивнул головой и приободренный послушник рассказал:

— Они приплыли вдвоем на тростниковой лодке. Вид у них были такой, словно за ними долго кто-то гнался. Когда они отдохнули у нас и подкрепились, то долго молились у этой иконы, — Абрха показал на Георгия-Победоносца. — Вот как ваш святой человек. Они сказали, что Святой Георгий покровитель всех их земель, и он непременно спасет истинно верующих.

Монах замолчал и посмотрел на настоятеля. Тот сидел, выпрямившись, и не двигался, словно спал с открытыми глазами.

— Продолжай, что ты остановился? — подтолкнул его Аршинов. — Отец Асаминэу разрешает.

— Белые монахи долго разговаривали с нашим настоятелем. О чем — не знаю. У меня было послушничество — убирать в храме. Я вытряхивал во дворе циновки и видел, как они убеждают отца Асаминэу, а тот отказывается. Наконец, настоятель ушел, а монахи сели на груду чистых циновок, которые я уже вытряхнул, и стали разговаривать между собой на своем языке. Я подошел и попросил их встать, чтобы я смог разложить на полу циновки, а один из них спросил меня, откуда я родом. Я сказал, что из деревни около водопада из Голубого Нила. Я ушел туда жить, когда Горгора был окончательно разрушен.

— Это еще что такое? — тихонько спросила я Малькамо, который переводил мне рассказ послушника.

— Голубой Нил — это река, она берет начало из озера Тана и на ней из-за перепада высот часто встречаются водопады. [56] В 1769 году английский путешественник Джемс Брюс высадился в Массауа, порту на севере Эфиопии. Несмотря на противодействие правителя Массауа, Брюс сумел проникнуть в горы Абиссинии и открыть истоки Голубого Нила, самого полноводного притока Нила. В своем отчете он писал: "Взгляните на эту травянистую кочку среди болота", — сказал проводник. Склон холма был усеян цветами с толстыми выступающими из земли корнями. Так как я засмотрелся на эти цветы, то дважды упал и очень больно ушибся, прежде чем очутился у края болота. Наконец, я приблизился с заросшему травой островку. В восторге я созерцал ключ, являющийся началом великой реки.

— Видно было, что им некуда было идти, они сидели на циновках и не знали, что делать. Один из них даже сказал: "Эх, Святой Георгий, защитник и покровитель. Шли мы к тебе, но ты слишком занят, змея убиваешь, а до нас никакого тебе дела нет…" Очень они были грустные. Поэтому я решил их немного развеселить: рассказал, какой около нашей деревни красивый водопад, и какие у нас сторожа, которые никого не пустят, если не знать к нам дороги.

— Какие сторожа? — спросил Аршинов.

— Вот и они тоже спросили, — впервые улыбнулся Абрха. — Рядом с нашей деревней живут крокодилы. Они охраняют нас, и их так много, что ни один враг не пройдет к нам. А на нашем святом языке крокодил называется танин.

— О! Сейчас спросим, — Аршинов поднял вверх указательный палец и обратился к Автоному: — Автоном, святая душа, скажи нам, что в Священном Писании о крокодилах говорят?

Автоном, не переставая молиться, изрек:

— Глаголи и рцы: сие глаголит Адонай гдесь: се, аз наведу на тя, фараоне, царю египетский, змея великаго, седящаго средь рек своих,

глаголющаго: моя суть реки, и аз сотворих я. [57] Говори и скажи: так говорит Господь Бог: вот, Я — на тебя, фараон, царь Египетский, большой крокодил, который, лежа среди рек своих, говоришь: "Моя река, и я создал ее для себя". (Иезекииль 29:3)

— Спасибо, дорогой! А сказал-то кто?

— Иезекииль.

— Но он про змия сказал, а не про крокодила.

Автоном ткнул пальцем в икону:

— Про него сказал.

Тут все кусочки головоломки окончательно сложились у меня в голове.

— Подождите! — вмешалась я в разговор. — Ведь в пергаменте Фасиля Агонафера тоже приведены слова из пророка Иезекииля! Только его у меня нет, остался в саквояже на том берегу.

И я процитировала строки, которые уже знала наизусть.

— И что это значит, Полина? — спросил Малькамо. — Может, это простое совпадение.

— В таких делах не бывает совпадений, — отвергла я его предложение. — Спроси Абрху, что потом сделали монахи?

Малькамо перевел мои слова и монах ответил:

— Белые монахи задумались. Они смотрели то на меня, то на икону Святого Георгия. И, наконец, упали на колени. Один из них воскликнул: "Грешен я, Святой Георгий-Несущий победу, я усомнился в мощи твоей! Ты дал нам знак, и мы последуем ему! Если стены храма твоего не могут сохранить сокровище, пусть сохранит его чудовище, которого только ты сумеешь поразить!" Я молился вместе с ними. Потом они спросили, как добраться до моей деревни, взяли две лодки и уплыли к устью Голубого Нила.

— Нужно немедленно плыть туда, в деревню! Рубины там! — я ощущала себя гончей, взявшей след.

— Полина, подожди, не торопись. А как же наши товарищи? Они же ждут нас. И лошади, и скарб.

— Хорошо, давайте вернемся. Только, Малькамо, я прошу тебя, узнай у монаха точную дорогу, чтобы нам не пришлось плутать.

Больше в монастыре делать было нечего. Мы сердечно распрощались с отцом Асаминэу и с послушниками, особенно с Абрхой. Нам подарили две папирусные лодки, более крепкие на вид, чем те, на которых мы отправились в плавание по озеру. Монахи беспрестанно кланялись и называли Малькамо "Сын мудрого Соломона, знающего язык птиц и зверей". Малькамо не возражал и держал себя с достоинством высокородной особы.

Особых приключений на обратном пути не было. Мы держались подальше от бегемотов и пеликанов, смотрели в оба и гребли аккуратно. Поэтому до заката очутились на том месте, откуда отправились в путь.

Нас встречали встревоженные товарищи.

— Ну, как? Какие новости? — спросил Головнин.

— Вы здоровы, Аполлинария Лазаревна? — Нестеров заметил мой покрасневший нос от купания в холодной воде.

Агриппина хлопотала по хозяйству, казак и осетин ей помогали.

Аршинов собрал всех и начал рассказывать. Весть о том, что мы вернулись без рубинов, разочаровала наших слушателей, но, узнав о деревне с крокодилами, Головнин встрепенулся: