Присцилла Ройал - Тиран духа

Томас кивнул, полагая, что, прежде чем он скажет что-то еще, лучше сначала понять, куда она клонит.

Некоторое время Юлиана не говорила ничего, потом закрыла глаза, словно в глубокой усталости.

— Сознание, что я буду исповедоваться человеку, который испытал все соблазны мира, но имел довольно мудрости отказаться от его развращенности ради покоя, который один лишь Бог может дать, радует меня.

Он ждал.

— Простите меня, брат Томас. Прошу вас, продолжайте свои вопросы, и я отвечу на них, как подобает, с большей скромностью. Играть с вами в кошки-мышки — поведение, недостойное для женщины, желающей стать отшельницей, — с лица Юлианы сбежала краска, губы больше не улыбались, — хотя день, в который я обрету покой, кажется таким же далеким, как этой мертвенной зимой — улыбка весны.

Когда Томас увидел, как свет в ее глазах внезапно погас, ему снова стало не по себе, как там, на стене.

— Итак, вы устали от этого мира? — мягко спросил он.

— Устала? Возможно. Было время, я, словно ребенок, купалась в земных радостях. Сейчас они смердят в мои ноздри, как куча нечистот в жаркий летний день. Когда-то я верила, что человек с добрым и верным сердцем может сохранить чистоту. Сейчас же я знаю, что все смертные люди несут на себе печать зла и насилия. Если мне придется остаться в этом мире, боюсь, я снова и снова буду пытаться найти потерянный Эдем — что не суждено никому из смертных. Потому мое желание уйти из мира, который распадается в тлен под моей рукой, в равной степени порождено как страхом перед моей собственной греховной природой, так и усталостью от мира. Я жажду обрести в Боге мудрость и всепрощающую любовь — а это возможно найти лишь в одиночестве.

— Одиночество возможно и в монастыре. Там вы будете надежно укрыты от остального мира. Зачем вам стремиться к еще более суровой доле отшельницы, лишенной даже общества других монахинь?

— Общество женщин будет мне в тягость. Я ищу место, где раздавался бы голос одного Бога, лаская мой слух. Голоса детей Адама и Евы мне невыносимы.

— Люди могут прийти просить у вас совета. Многие отшельники и отшельницы считаются более близкими к Богу, чем большинство верующих.

В глазах Юлианы на мгновение мелькнуло веселье.

— Надеюсь, страх перед диковинной женщиной на поляне в лесу отпугнет многих. Если же одного вида будет недостаточно, меня защитит Тиндал. В то же время, даю слово, что вас, когда вы будете приходить исповедовать меня, я всегда встречу радушно. Точно так же голос Элинор никогда не помешает мне в моих размышлениях. Ваши голоса я готова слышать.

— Что заставило вас отвернуться от мира?

— Бог.

Томас выпрямился на стуле и прямо взглянул на нее.

— Бог не может ненавидеть Свое творение.

— Бог пожелал, чтобы было так.

— Это был его голос? Видение?

— Если угодно.

— А вдруг тот, что с вами говорил, — сатана, а не Бог?

— Сатана не посылает испытаний. Ему было бы гораздо проще, реши я потворствовать влечению плоти, а не суровому голосу души.

— Вы были честны со мной, миледи, теперь же мой черед быть с вами откровенным.

— Можете прямо сказать мне все, что считаете нужным. Это упростит как вашу, так и мою задачу.

Томас против воли улыбнулся.

— Не может ли быть так, что ваша усталость от мира происходит, скорее, от разочарования, чем оттого, что вы воистину убедились в тщете земных радостей?

— Вы недостаточно честны со мной! Если вы хотите спросить, не ревную ли я к тому, что моя ближайшая подруга вышла замуж раньше меня, мой ответ — нет. Тут мне придется не согласиться с отцом.

— И все-таки вы с леди Исабель часто ссорились после того, как она вышла замуж за вашего отца.

— У нас было гораздо меньше размолвок, чем думает отец. Мы с ней плохо подходим на роли мачехи и падчерицы, это верно. Но память о юности, проведенной вместе, жива в наших сердцах.

— Но я видел, как в ее присутствии вы замолкаете и делаетесь печальны. Вы с ней ссорились. Почему?

Юлиана со вздохом откинулась на спинку стула.

— Вы не помните, когда детская невинность вас покинула? Нам всем рано или поздно приходится, как некогда Еве в райском саду, вкусить от яблока, предложенного змеем. Сегодня мы еще вместе смеемся, играя, но наступает день — и мы поднимаем руку, чтобы ударить своих самых любимых. Есть тут особая причина или это заложено в нашей греховной природе?

— Я лишь простой человек, миледи, и мне трудно ответить на этот вопрос…

— Вас, брат, нельзя назвать ни простым человеком, ни человеком, готовым с легкостью давать ответ на любой вопрос. Быть может, когда-нибудь, в тиши моей лесной часовни, мы еще вернемся к этому разговору. Тогда вы поделитесь со мной собственным опытом.

Томас хотел было возразить, но она покачала головой:

— Простите меня. Мы сейчас говорим не о вашем, а о моем призвании. Вы задали прямой вопрос, на который я должна честно ответить. Нет, я не бегу от мира потому, что моя самая близкая подруга раньше меня вышла замуж. Точно так же, я не страшусь замужества и болей, которыми оно грозит женщине. Но в то же время я признаю, что не чувствую себя годной для этой роли. Да, я хочу удалиться от мира, но причина, толкающая меня на это, — страстное желание укрыться в Божьей любви и всепрощении, как маленький ребенок укрывается в объятиях матери. По сравнению с этим все земные радости для меня — ничтожны и тленны. Вас устроит такой ответ, брат?

Томас смотрел на женщину, спокойно сидевшую напротив него, и его охватило острое сожаление. Будь и у него такая же неколебимая уверенность в своем призвании, возможно, ее слова и могли бы его удовлетворить.

— Ваша речь звучит убедительно, миледи.

Юлиана протянула руку.

— Тогда давайте попробуем стать друзьями. Уверена, у нас есть то особое родство, которое встречается лишь между людьми, отвергающими земное.

У Томаса потеплело на душе от ее прикосновения, и он сам не знал почему. Она уже ушла, оставив его одного, когда он вдруг понял, что она так и не ответила на его вопрос, какова же была на самом деле причина их ссоры с леди Исабель.

В тот вечер ужин был невеселым. Настроение за столом царило подавленное, да и угощение было не лучше. Снежная буря не позволила добыть свежей дичи. Жаркое приготовили из солонины, от которой слишком сильно несло чесноком — на него не поскупились, чтобы отбить неприятный запах не самого свежего мяса. Правда, сыр был хорош, а хлеб — вполне свеж, но это слабо утешало: главное блюдо, жаркое, успело безнадежно остыть за время своего путешествия из кухни в обеденный зал, через снежную мглу раннего вечера.

Адам отпил приличный глоток вина и поморщился. Лучшее и уже успело прокиснуть. Барон поднял глаза, и его лицо приняло еще более недовольное выражение. К нему шла леди Исабель. Она опустилась на стул слишком близко от его собственного. Она пришла, когда все давно уже сидели за столом.