К. Харрис - Когда умирают боги

Эллсворт коротко хохотнул, а потом наклонился вперед и произнес:

— Долги не настолько меня душат.

Губы его по-прежнему улыбались, но в серых глазах блеснул грозный огонек.

— Слухи говорят об обратном.

— Слухи врут.

Себастьян откинул голову на высокую спинку стула, обтянутого тканью.

— Так какого ты был о ней мнения? Я имею в виду твою покойную тетку. — Со стороны могло показаться, что за столом мирно беседуют двое друзей. — Странно называть ее твоей теткой, когда она была тебя младше… лет на десять?

— Не так уж странно для нашего общества. В Лондоне полно воспитанных молодых дам, готовых пуститься во все тяжкие ради титула или состояния. Или ради того и другого.

Горькие, страшные слова. Хотя, с другой стороны, такова была суровая реальность. За старшими сыновьями, обладавшими положением и титулом, велась бесстыдная охота, тогда как младших сыновей, а также их отпрысков считали опасными париями, которых следовало остерегаться, избегать и презирать.

— А юная леди Гиневра хотела получить и то и другое? — спросил Себастьян.

— С какой стати такой первоклассной штучке вроде нее довольствоваться малым? — Эллсворт насмешливо скривился. — Надеюсь, ты не думаешь, будто она вышла за моего дядю по любви?

Себастьян вглядывался в хмурое злобное лицо собеседника. Он вспомнил, как несколько лет тому назад, в Итоне, какой-то сынок баронета отобрал у Эллсворта звание капитана футбольной команды. Через две недели в пылу и неразберихе игры юноше так сильно покалечили руку, что ему пришлось уехать домой до конца года. Тогда же прошел слушок, что Эллсворт специально сломал обидчику руку, но, разумеется, ничего нельзя было доказать. Впоследствии Себастьян узнал, что парень так до конца и не оправился от травмы — рука срослась криво.

— Ну, а что твой дядя? — спросил Себастьян. — У него были причины сожалеть о браке, как ты думаешь?

У Эллсворта вырвался резкий смех.

— Что? Помимо того факта, что она наставляла ему рога?

Себастьян ожидал нечто подобное, и все же слова ранили его гораздо больше, чем он мог себе объяснить.

— Ты имеешь в виду регента?

— О регенте мне ничего не известно. Но ты ведь не думаешь, что Англесси — отец так называемого наследника, которого носила его великосветская жена?

— Мужчинам и постарше удавалось произвести на свет сыновей.

— Возможно. — Эллсворт допил вино и поднялся из-за стола. — Но только не ему.

Бриджи были сшиты из тончайшего бархата, к ним полагался синий бархатный камзол, отделанный атласом, шелковые чулки и белоснежная рубашка. В такой ливрее впору было прислуживать герцогу — во всяком случае, на подмостках Ковент-Гардена, где этот костюм обычно и можно было увидеть.

Накрахмаленная рубашка вызывала у Тома зуд. Может, некоторые и считали этот ансамбль привлекательным, но лично он был уверен, что выглядит как попугай.

— Прекрати дергаться, — велела Кэт.

Присущая ей отличная дикция слегка пострадала из-за необходимости говорить с полным ртом булавок.

Том послушно замер. Спина чесалась немилосердно, но он не шевелился. Его терзало смутное предчувствие, что у мисс Кэт рука не дрогнет всадить в него булавку, если он ослушается.

Они находились в театральной гримерной мисс Кэт, где она подгоняла под его тщедушную фигурку ливрею пажа, заимствованную из костюмерной.

— Не понимаю, зачем это надо, — ворчал Том. — У меня уже есть отличная ливрея, которую подарил мне виконт, когда сделал своим тигром.

— Угу. — Мисс Кэт обошла его вокруг и принялась колдовать со швом на бриджах. — Прислуга лорда Англесси только взглянет на твою полосатую желто-черную жилетку, как сразу поймет, что ты за птица и из какого дома. Те, кто прислуживает лордам, давно составили собственное мнение о молодых благородных господах, и это мнение благоприятным не назовешь. Тебе повезет, если тебя не выставят из дома, отвесив хорошую оплеуху.

Том проглотил готовое сорваться с языка возражение. Ему до сих пор не давала покоя вчерашняя неудача, когда он пытался узнать в Павильоне хоть что-нибудь полезное. Он решил во что бы то ни стало выведать у служанок леди Англесси сведения для Девлина, и если для этого нужно было вырядиться фатом из прошлого века — что ж, он так и сделает.

Том выгнул шею, чтобы получше разглядеть шов, который дошивала мисс Кэт.

— Криво.

— Я актриса, а не швея. — Она перекусила нитку и принялась разглядывать творение своих рук. — Ливрея принадлежит театру. Порвешь ее или запачкаешь, тогда узнаешь на своей шкуре, сколько она стоит.

Том спустился с низкого ящика, на котором его заставили стоять.

— С чего бы это я стал ее рвать?

Она громко расхохоталась, да и он тоже заулыбался. Хоть и знаменитая актриса и тому подобное, а все-таки отличная девчонка. Лучшая карманница из всех, кого он только знал, хотя большинство ее знакомых наверняка об этом не подозревали.

— Расскажи мне о том человеке, который вчера преследовал его светлость, — небрежно попросила она, наклоняясь, чтобы собрать с пола разбросанные нитки и булавки.

— Я не видел его до тех пор, пока он не поравнялся с нами. Хотя, конечно, ни у кого нет такого зоркого глаза и чуткого уха, как у его светлости.

Мисс Кэт закивала, не поднимая головы.

— Как ты думаешь, он имеет отношение к убийству, которое расследует его светлость?

— Еще бы не иметь. Как же иначе? Как только начинаешь разнюхивать что-то об убийстве, обязательно потревожишь каких-нибудь темных типов.

Том был в восторге от своего приключения, но потом он взглянул на мисс Кэт и внезапно пожалел, что сказал так много. Схватив смехотворное сооружение из атласа и бархата, которое должно было служить ему шляпой, он пробормотал:

— Ну, я пошел.

Мисс Кэт так неожиданно улыбнулась, что он даже подумал, не привиделась ли ему тень тревоги на ее лице.

— Помни, — наставляла она мальчишку, напялившего на голову треуголку перед тем, как умчаться, — никаких драк с фонарщиками. — И добавила, прокричав ему уже вслед: — И не вздумай есть или пить.

Городской дом маркиза Англесси представлял собой огромное сооружение на Маунт-стрит.

Том, стоя на мощеном тротуаре, до боли выгнул шею, когда пытался охватить взглядом четыре этажа величественного особняка с серой шиферной крышей. Сам маркиз, видимо, находился все еще в Брайтоне, ибо молоток на двери отсутствовал. Но его слуги уже успели убрать дом в траур, завесив высокие окна крепом и украсив вход черным венком.

Поправив накрахмаленное жабо, Том решительно поднялся на невысокое крыльцо и отбарабанил кулачком быструю дробь по блестящей черной створке парадной двери.

Не дождавшись ответа, он заколотил громче.