К. Харрис - Когда умирают боги

Виконт Девлин был одет не просто, как подобало случаю, а роскошно — в вечерний камзол, бриджи до колен и туфли с серебряными пряжками. Но он все равно привлекал к себе внимание, и разговор затихал, когда он проходил мимо.

— Нам нужно поговорить, — сказал виконт, подходя к кузену Георга, Джарвису, который в эту минуту беседовал с графом де Лиллем.

— Боже милостивый, — рассмеялся Джарвис, — только не сейчас.

Девлин по-прежнему улыбался, но так прищурил свои жуткие желтые глаза, что у Георга по спине пробежали мурашки, и он потянулся за ароматической солью.

— Нет, сейчас, — сказал Девлин.

— Было бы гораздо удобнее, — говорил Джарвис, доставая из кармана эмалевую золотую табакерку и открывая ее щелчком, — если бы вы пришли к выводу, что леди Англесси погибла от руки ревнивого любовника. Вашу версию мы вряд ли можем придать огласке, не так ли?

Себастьян просто молча смотрел на него. Они находились в маленькой гостиной, в стороне от официальных покоев Карлтон-хауса. Но голоса и смех двух тысяч гостей принца, беготня прислуги, звон фарфора доносились и сюда.

Джарвис поднес к носу щепотку табака.

— Нам придется свалить вину на Вардана.

Себастьян коротко рассмеялся.

— Почему бы и нет? Это ведь сработало с Пьерпонтом. Что бы мы делали без французов?

Джарвис фыркнул.

— Кстати, вы случайно не узнали имен остальных заговорщиков?

— Нет. Но они существуют… не сомневайтесь.

— Да. — Джарвис отряхнул пальцы. — Однако я сомневаюсь, чтобы они в ближайшем будущем предприняли какой-нибудь шаг. После всего, что случилось. Особенно если мы переместим полки и оставим принца здесь, в Лондоне.

Себастьян знал, что принц не обрадуется такому изменению планов. Его королевское высочество уже нервничал, стремясь вернуться в Брайтон. Жители Брайтона не имели привычки издавать оскорбительные возгласы, когда он проезжал по улице, как это случалось в Лондоне.

— А что насчет ожерелья? — спросил Джарвис — Вам удалось узнать, как оно оказалось на леди Англесси?

Что-то в улыбке этого огромного человека подсказывало Себастьяну, что Джарвис знал: он знал, что мать Себастьяна до сих пор жива, хотя и не понимал, каким образом ожерелье попало на шею убитой женщины в Брайтоне.

Себастьян достал трискелион. От одного только его вида в душе виконта всколыхнулась волна гнева и боли, которую почему-то он уже не мог выносить. Он недолго подержал на ладони гладкий холодный камень, гадая, почему его мать передумала тогда во Франции? Почему все-таки решила подарить его Гиневре?

— Нет, — ответил Себастьян, тоже улыбаясь. — Но, надеюсь, вы проследите, чтобы оно вернулось к хозяйке.

Он швырнул ожерелье на стол, повернулся и вышел.

На церковном кладбище Святой Анны царил мир и покой, шелестели на ветру деревья, на могильных камнях, бледно освещенных лунным светом, подрагивали тени. Но возле того места, где, как знал Себастьян, похоронили Гиневру Англесси, поблескивал огонек.

Велев кучеру остановиться, Себастьян пробрался туда сквозь деревья. Огонек горел ровно, а потому не мог принадлежать осквернителям могил. Семьи, в которых происходили похороны, довольно часто нанимали сторожа, чтобы тот караулил ночью могилу любимого родственника. Похоронив покойника зимой, ночные бдения иногда приходилось растягивать на несколько месяцев. В пору летней жары тело за неделю становилось непригодным для хирургов.

Только сейчас дежурил не наемный сторож. Маркиз Англесси лично приехал на кладбище, чтобы охранять тело своей красивой молодой жены. Он сидел возле могилы на раскладном стуле, укрыв ноги пледом, несмотря на теплую ночь. На коленях у него лежал мушкетон.

— Это Девлин, — звонко прокричал Себастьян. — Не стреляйте.

— Девлин? — старик заерзал на стуле, вглядываясь в темноту. — Что вы здесь делаете?

Себастьян вышел в круг света, отбрасываемого медным фонарем, и присел на корточки рядом со стулом старика.

— Я должен вам кое-что рассказать, — произнес Себастьян.

И там, рядом с могилой Гиневры Англесси, под шум ночного ветерка, обдувавшего щеки, Себастьян рассказал маркизу, как она погибла и почему.

Когда Себастьян закончил, маркиз помолчал несколько секунд, наклонив голову и тяжело дыша. Потом он поднял на Себастьяна взгляд, полный ярости.

— Эта женщина… эта леди Одли. Вы уверены, что она мертва?

— Да.

Старик кивнул. Ветер усилился, зашумел кроной дуба над головой, принес с собой запах травы, разложения и смерти.

— Вы верите в Бога? — неожиданно спросил Англесси, нарушив затянувшуюся паузу.

Себастьян посмотрел в глаза измученному болью старику и честно ответил:

— Нет, больше не верю.

Англесси вздохнул.

— Жаль, что я верю. Иначе я бы взял оружие и вышиб Бевану мозги. Мне давно следовало бы так поступить.

— Возможно, если вы поживете подольше, то вам повезет, и кто-то другой сделает это за вас.

— Те, кто заслуживает смерти, живут долго, — проворчал Англесси.

Он устремил взгляд вдаль, где лунный свет отражался от высоких сводчатых окон старинной каменной церкви.

— Я сидел сейчас здесь и думал, как бы все сложилось, родись я на тридцать лет позже… или родись Гиневра на тридцать лет раньше. Полюбила бы она меня, как вы думаете?

— Она любила вас. Мне кажется, под конец она осознала, что вы дали ей то, чего не давал никто и никогда за всю ее жизнь.

Англесси удивленно покачал головой.

— Что же это?

— Свою бескорыстную любовь.

Старик с силой зажмурился, словно от глубокой, невыносимой боли.

— Я был эгоистом. Если бы не моя одержимость заиметь наследника… если бы я не толкнул ее в объятия этого молодого человека… она ни за что бы не погибла.

— Этого вы знать не можете. Пусть я не верю в Бога, зато я верю в предначертанный путь. Как бы мы ни старались, мы все равно по нему пройдем, даже сами этого не сознавая.

— А разве это не божий промысел?

— Возможно, — сказал Себастьян. Он внезапно почувствовал, что очень устал. Ему захотелось обнять Кэт. И держать ее в своих объятиях целую вечность. — Возможно, так и есть.

Он пришел к ней глубокой ночью, когда последняя карета давно прогрохотала по улицам, а от луны осталось лишь бледное воспоминание. Кэт, беспокойно метавшаяся во сне от непривычной ночной жары, проснулась и увидела рядом Девлина.

— Выходи за меня, Кэт, — сказал он, трясущейся рукой убирая прядь волос с ее взмокшего лба.

Она разглядывала его лицо при свете умирающей луны, разглядывала до тех пор, пока надежда не иссякла, а вместо нее в сердце заползла боль. Не в силах больше этого вынести, она прижалась лицом к его плечу, чтобы он не видел ее, а она его.

— Не могу. Ты кое-чего не знаешь обо мне. Не знаешь, что я натворила.