Виктор Егоров - Заговор против «Эврики». Брошенный портфель

Под впечатлением дневных передряг Илья долго не мог заснуть. Он снова переживал все случившееся за день. Старик, как и думал Илья, оказался преотвратительным эгоистом, который вспомнил о племяннике, только боясь одиночества. Вот старушки ему понравились. Они отнеслись к гостю с искренней теплотой, как к родному, которого давно не видели. Ему невольно вспомнились далекие годы, отчий дом, немецкая колония Еленендорф, в которой он родился и вырос. Но эти воспоминания вытеснили картины событий, предшествовавших поездке в Германию, а особенно тот весенний день, когда он после долгого отсутствия приехал в колонию.

Поездом он доехал до города Ганджа, вблизи которого находилась колония, а из Ганджи уже должен был добираться случайным транспортом.

Дорога серой лентой вилась среди виноградников, простиравшихся изумрудным морем далеко вокруг. Был воскресный день, и попутные машины попадались редко. Наконец показался грузовик. Место возле шофера было свободно. Илья поднял руку, и полуторатонка остановилась.

— Буюр — по-азербайджански пригласил шофер и распахнул дверцу.

— Сагол, кардаш, — ответил Илья.

И оба, русоголовый и темноволосый, громко расхохотались. Просто так, оба были молоды.

Водитель засыпал Илью вопросами, Светлов рассказал, что работает в Баку, а сюда приехал к другу детства провести несколько дней, оставшихся от отпуска. Любопытный шофер и дальше продолжал бы расспрашивать случайного пассажира, но, увлекшись разговором, чуть не налетел на остановившуюся впереди машину. Резко затормозив, он нахмурился и замолчал. Минут через десять навстречу показалась машина, в которой ехала шумная компания девушек.

Они были одеты по-праздничному, видимо направлялись погулять в город.

Настроение у шофера моментально изменилось, он помахал им рукой и затянул песенку.

Светлов и сейчас помнил эту песню о прекрасной, как роза, Зулейхе.

Показалась колония. Это был поселок немцев, предки которых переехали в Россию еще в прошлые века. Он отличался от соседних сел не только немецким названием, но и внешним видом: разноцветными домами с высокими островерхими, крытыми черепицей крышами и зелеными улицами. И жили немцы-колонисты обособленно. Родители Светлова попали сюда случайно, когда у местного винодельческого товарищества “Конкордия” возникла нужда в знающем агрономе. Афанасий Светлов, отец Ильи, приехал в Еленендорф с женой вскоре после свадьбы, и их первый и единственный ребенок родился в колонии. Афанасий Светлов, опытный специалист и трудолюбивый работник, сыскал уважение колонистов и прижился здесь.

Родители Ильи учились в одном институте, но мать из-за отсутствия средств принуждена была отказаться от высшего образования. Афанасий Кириллович и Валентина Михайловна Светловы были людьми передовых взглядов, очень любознательными, много читали и привили любовь к книге сыну. Илья рос подвижным и шаловливым ребенком, подрастая, он все более и более увлекался чтением. Фридрих, друг его детства, оказался в этом отношении хорошей парой. Они много читали и любили обсуждать прочитанное, но это не мешало им забраться в соседний сад, хотя свой был не хуже, придумать какую-нибудь охоту или рыбалку и своим долгим отсутствием приводить родителей в ужас…

Машина, на которой ехал Илья Светлов, остановилась на центральной улице, Илья вышел из кабины. Куда идти? Где искать Фридриха? Илья всматривался в ряды уютных коттеджей. Пойти на квартиру? Вряд ли его в это время застанешь дома.

Постояв в раздумье, пошел в парк. Оттуда доносилась музыка. Самодеятельный оркестр колонистов играл старинную польку, а рядом, на площадке, чинно танцевала молодежь.

Это были те Гретхен, Амальхен, Гансы, Фрицы, среди которых рос Илья, с которыми учился в одной школе, с которыми делил свои мальчишеские радости и горести.

Он сразу привлек внимание танцующих. Его приветствовали улыбками, кивками. Илья шел по аллее. Колонисты постарше в праздничных костюмах прохаживались или сидели на скамейках. Они церемонно раскланивались с ним, словно встретились с каким-нибудь должностным лицом, а не с пареньком, росшим на их глазах.

Илья увидел небольшую группу молодежи: девушки и парни, окружив Курта Гутмана, громко хохотали над его остротами. Курту было двадцать три года, работал он на винном складе местного кооператива в Гандже и постоянно жил там, изредка приезжая в колонию. Излюбленным персонажем его анекдотов был несообразительный русский мужичонка. В более узком кругу шутки Гутмана были злобнее. Он, не стесняясь, высмеивал все русское, советское.

Илья не любил его. Кроме того, Гутман был нечист на руку. Илья не хотел подходить, но заметил в толпе вихрастого, загорелого парня в белой рубашке с распахнутым воротом.

— Привет, Фридрих! — окликнул его Илья.

Тот обернулся, обнял друга. Друзья отошли в сторону. Они были похожи: оба русоголовые, со вздернутыми носами и серыми глазами, только Илья выглядел более подтянутым и был не так смугл, как Фридрих, целыми днями работавший на солнце.

— Пойдем домой. Ты, наверно, устал с дороги, — пригласил Шульц, и они вышли из парка.

Жил Фридрих один. Когда-то половину этого дома занимала семья Светловых. Отцы Ильи и Фридриха были друзьями и первыми в колонии коммунистами. В двадцатых годах их мобилизовали в часть особого назначения, и оба они погибли в одной из схваток с бандитами. Вскоре умерла мать Фридриха, а потом и Ильи. Горе еще больше сблизило юношей. В последних классах средней школы они вступили в комсомол, а по окончании школы Илья уехал в Баку, где по путевке комсомола служил в органах ОГПУ. Фридрих остался работать в винодельческом товариществе.

— Как Ольга? — спросил Илья, усевшись в старинное кресло, которым, видимо, пользовался еще дед Фридриха. Ольга была невестой Фридриха.

— Собираюсь навестить ее. Она у родителей в Тифлисе.

— Как давно я здесь не был, — сказал Илья, осматривая комнату.

— Да, два года. Ты уехал в 1927 году.

— Что у тебя нового?

— Ничего особенного, если не считать письма от дяди Ганса из Германии. Он приглашает меня и маму к себе. Дядя не знает, что мама умерла. Ему известно только о смерти отца. Мать написала ему тогда, но не сообщила об обстоятельствах смерти. Дядя пишет, что остался совсем один, и обещает помочь мне получить высшее образование.

— Ну, и что ты ответил?

— Пока ничего. Ты же знаешь, ехать туда я не могу. Это значит потерять Ольгу. Да и делать мне там нечего. Высшее образование я получу и дома.

Илья задумался.

— Ты пока не отвечай дяде и никому об этом не говори. Хорошо? — неожиданно попросил он.

— Почему? — удивился Фридрих.

— У меня есть соображения. Я расскажу тебе потом.