Виктор Егоров - Заговор против «Эврики». Брошенный портфель

Но торговца мало кто слушал. Стоявший рядом с ним широкоплечий и высокий мужчина в форме чиновника почтового ведомства спокойно, но таким густым басом, что сразу заглушил все остальные голоса, сказал:

— Правда, на нашу землю вступили иностранные войска, русские и английские, но в этом есть и хорошая сторона — войны на иранской земле не будет, а пойди мы за немцами, наша земля содрогалась бы сейчас от разрывов бомб, горели бы города и села.

Раздался одобрительный гул голосов.

Илье надо было условиться с Миллером о встрече. Он вышел на Лалезар и направился к большому магазину, где, как он знал, имелся телефон. Автоматов на улицах не было. А в этом магазине телефон был в будке, и свободно можно было назвать нужный номер.

В магазине Илью знали. На его приветствие хозяин и продавцы ответили почтительными поклонами.

— Говорит Зульфугери, — сказал Илья, узнав в ответившем по телефону Миллера. — Могу ли я вас видеть сегодня? — спросил он по-немецки. Называть свою фамилию или фамилию Зульцер было бы неосторожно, телефонный разговор могли подслушать.

— Приезжайте к девяти вечера, — ответил Миллер и повесил трубку.

Это означало, что без четверти девять у памятника Саади Илью будет ждать синий “форд”, который и доставит его в особняк Базергяни.

Как отнесется к нему Миллер после срыва операции? Поверит ли этот опытный разведчик тому, что он станет рассказывать? Все это беспокоило Илью. На встрече с Миллером должно определиться, достаточно ли чистым выходит он из этой операции. Правда, у Ильи был свидетель Дохуда, которому немцы верили.

Вечером Илья пришел на условленное место. Там его ожидал синий “форд”.

Невысокий, сухой, Миллер на этот раз показался Илье ниже и худее обычного. Он был взволнован и долго сокрушался, что не сумел разобраться в Кирееве. Миллер рассказал, что несколько часов тому назад в Тегеран, спасаясь от красных, приехал Дохуда.

— Он говорит, что как только появились большевистские части, они сразу захватили наши склады с взрывчаткой и оружием, Дохуда видел, что красноармейцев, обнаруживших склады, сопровождал Киреев.

“Они взяли Киреева с собой, чтобы отвести подозрение от меня. О местонахождении складов наши знали давно, им незачем была помощь Киреева, — с удовлетворением подумал Илья, — приезд Дохуды как нельзя более кстати”.

Миллер снял пиджак, бросив его на спинку кресла. Садясь, он сказал:

— Русские опередили нас. Через три дня должен был состояться переворот, который готовили мы, и тогда все пошло бы по-другому. Как только вступили русские и англичане, кабинет Али Мансура сам подал в отставку, а новое правительство во главе с Форуги тут же отдало приказ своим вооруженным силам воздержаться от сопротивления русским и английским войскам. Подвело нас неверие в то, что русские могут вторгнуться в Иран. Смотрите, вошли и английские войска. Англичане сумели все-таки договориться с большевиками. Нас застали врасплох.

Миллер встал, надел пиджак и, опускаясь в кресло, продолжал:

— Все-таки жаль, что не удалось поднять в воздух намеченные объекты. Хотя новое иранское правительство и отказалось от сопротивления, надо было бы насолить русским.

Илья считал свою миссию в Иране законченной. Теперь неплохо бы вновь возвратиться в Берлин. Советской разведке важно было иметь своего человека в центральном аппарате абвера. Поэтому, выждав, когда Миллер кончит сокрушаться, он сказал:

— Не думаете ли вы, что мне теперь небезопасно оставаться в Иране? Киреев может разыскать меня и выдать русским.

— Пожалуй, это так. А жаль. Если бы не Киреев, вы могли бы со своим швейцарским паспортом свободно остаться. Ведь всем германским подданным придется уезжать.

Миллер встал и снял пиджак. От волнения его бросало то в жар, то в холод.

— Если последует указание, я рискну, — предложил Илья.

Подумав немного, Миллер предложил:

— Давайте запросим адмирала Канариса.

Через два дня Светлов получил указание возвращаться в Берлин.

С тяжелым сердцем он шел к Роушан.

— Я получил указание фирмы немедленно возвратиться в Швейцарию, — сказал он ей.

Она удивленно смотрела на него.

— Но почему? У тебя здесь много незаконченных дел.

— Видимо, хотят выяснить обстановку, которая сложилась в Иране в связи с вступлением союзных войск. Не помешает ли это дальнейшим коммерческим предприятиям.

Роушан тяжело опустилась в кресло. На глазах у нее заблестели слезы.

Илья жалел, что не может сказать Роушан правду. Если бы она знала, для чего это делается, то отнеслась бы к его отъезду спокойнее.

— Я напишу тебе из Швейцарии, — пытался утешить ее Илья.

Роушан молчала, устремив неподвижный взор куда-то в пространство.

— У меня такое предчувствие, что мы никогда больше не увидимся, — сказала она и обняла Илью.

Он не стал ее разубеждать. Ему не хотелось продолжать говорить неправду.

В Швейцарии Илья явился в фирму “Барони”. Отто Крамер встретил его, как хорошего знакомого.

— Добираться до Германии придется нелегально. В Берлине считают, что швейцарский паспорт вам еще понадобится, а если в нем будет отметка о поездке в Германию, это снизит его ценность, — сказал он.

— Как же мне быть? — спросил Илья.

— Надо вернуть документы в паспортное бюро. Побудьте несколько дней в конторе, а потом возвращайтесь тем же путем, каким и приехали из Германии. Таковы указания Берлина.

Илья составил отчет для фирмы, написал два письма Роушан. В последнем сообщил, что его срочно командируют в США. Оформив документы в паспортном бюро, Илья выехал в Цюрих к Генриху Гелю. Гель, как и прежде хозяин хутора Бенц, поздно ночью перевез Илью через Рейн на германский берег.

На хуторе Бенца Светлова ждал младший офицер абвера. Он привез ему форму и документы. Илья переоделся и, не дожидаясь рассвета, выехал на машине в Мюнхен, чтобы пересесть там на берлинский экспресс.

Илья не узнал Берлина. От немецкой аккуратности не осталось и следа — улицы запущены, витрины заколочены, многие магазины закрыты. Машин мало, И дома все изменилось.

Ганс Шульц совсем одряхлел. Он плохо видел, еще хуже слышал и говорил невнятно. Очень постаревшие Амалия и Эмма измучились с ним. К приезду Ильи старик остался равнодушен. Видно, война и одиночество доконали старого Ганса.

Илья был подготовлен к этому. По письмам старика чувствовалось, что он совсем плох.

Утром Илью вызвали к Канарису.

В кабинете адмирала все было по-старому, если не считать отсутствия собачонок. Да на большой карте мира появилось больше разноцветных флажков, которыми Канарис отмечал ход военных операций.

Не изменился и сам адмирал. Он радушно встретил Илью, справился о здоровье Ганса Шульца и долго сокрушался, что тот скверно чувствует себя.