К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля

Путешествие в Лондон прошло без каких-либо приключений. Дул попутный ветер, и сильное течение быстро несло наше двухмачтовое грузовое судно по ленивым серым волнам, столь же мрачным, что и нависшее над нами небо. В открытом море было еще холодней, чем на побережье, и я почти все время провел в маленькой каюте, которую оставлял лишь тогда, когда рев волн становился особенно громким. Лодочник оказался весьма хмурым типом, который за все путешествие проронил не более нескольких слов. Ему под стать был и помощник, тощий парень, который в корне отвергал всякую мою попытку завести разговор о жизни в Скарнси. Я заподозрил в нем ярого паписта, ибо неоднократно заставал его на палубе, когда он что-то бормотал себе под нос и перебирал при этом четки, которые тотчас прятал в карман, завидев меня.

Мы провели в море две ночи, которые я крепко проспал, завернувшись в теплый плащ с одеялом. Безусловно, не обошлось без помощи снадобья брата Гая. Только оказавшись за пределами монастыря, я ощутил, каким тяжелым гнетом была для меня жизнь в постоянном страхе среди царивших в нем бесчинств. Неудивительно, что в подобной атмосфере мы поссорились с Марком. Впрочем, было еще не все потеряно, и при нормальных обстоятельствах, когда всему этому кошмару придет конец, наши отношения еще могут быть улажены. По моим соображениям, Марк уже должен был обосноваться в домике аббата. Безусловно, на все мои распоряжения относительно Элис он махнул рукой. В этом я ничуть не сомневался, это явствовало даже из того, что он сказал мне на прощание. Мне вдруг пришло на ум, что девушка может рассказать ему о моих чувствах, которые я оказался не в состоянии скрыть от нее, когда мы ходили с ней на болото. Эта мысль повергла меня в очень неприятное расположение духа. Безусловно, меня не покидала тревога за их безопасность, но я тешил себя мыслью, что все образуется. Если Марк будет оставаться в доме аббата – хотя, разумеется, от посещений лазарета он ни за что не откажется, – а Элис, в свою очередь, будет тихо исполнять свои обязанности, ни у кого не появится ни малейшего повода причинить им вред.

Мы прибыли в Биллингсгейт на третий день, после небольшой задержки в устье Темзы, в ожидании очередного прилива. Берега реки были покрыты снегом, хотя, на мой взгляд, сугробы были меньше, чем в Скарнси. Пока я стоял на палубе, то успел заметить, что у берегов образовалась довольно толстая корка льда. Проследив за моим взглядом, лодочник впервые за все путешествие обратился ко мне со словами:

– Сдается мне, что Темза опять замерзнет. Как это случилось прошлой зимой.

– Пожалуй, вы правы.

– Помнится, в минувший год по замерзшей Темзе король со всем двором катался верхом на конях. А вы, сэр, видали это зрелище?

– Нет, я был на службе. В суде.

Тем не менее я вспомнил, как это событие описывал мне Марк. В те времена он как раз подвизался в Палате перераспределения монастырского имущества, когда до него дошла весть о том, что король всем двором собирается прокатиться верхом по льду, начиная от Уайтхолла и кончая Гринвичским дворцом, в котором проходили рождественские празднования. Он также обязал присоединиться к своему путешествию служителей Вестминстерского аббатства. Разумеется, за этим умыслом скрывались и некие политические мотивы. Так, на время празднеств было объявлено перемирие с северными повстанцами и их вождем Робертом Аском. Король обеспечил его надежной охраной, чтобы тот прибыл в Лондон на переговоры с ним. Подобным жестом Генрих Восьмой, по всей очевидности, хотел показать всем горожанам, что никакие повстанцы не способны нарушить его праздничного веселья. Марк при каждом удобном случае вспоминал, о том, как чиновников Палаты вместе с кипами документов буквально согнали к руслу реки. Им приходилось долго понукать своих лошадей, ибо те сильно упирались, не желая ступать на лед.

Лошадь Марка чуть было не сбросила его, когда мимо пронесся на своем боевом коне король. И неудивительно, ибо это была довольно внушительных размеров фигура, в особенности в сравнении с сопровождавшей его королевой Джейн, мчавшейся на маленьком коне в дамском седле. За ними верхом и в повозках следовали длинной шеренгой придворные и слуги, которые с криками и визгом подстегивали своих скакунов, направляя их по скользкому льду. К этой шумной процессии, за которой из окон домов наблюдала добрая половина Лондона, наряду с прочими чиновниками присоединился и Марк. Его коллегам надлежало лишь принять участие в этом спектакле и тем же вечером отбыть по Лондонскому мосту назад вместе документами и бухгалтерскими книгами. Помнится, я обсуждал это событие с Марком спустя несколько месяцев после того, как Аск был подвергнут аресту за государственную измену.

«Ходят слухи, будто его собираются живым повесить в цепях в Йорке», – говорил Марк.

«Он повстанец. Взбунтовался против самого короля».

«Но зачем тогда было обеспечивать его надежной защитой? Видели бы вы, как он веселился на Рождество вместе со всем двором».

«Circa regna tonat», – процитировал я. – «Вокруг тронов всегда гремит гром».

Начался прилив, и наша лодка тронулась с места. Лодочник направил ее к середине реки, и вскоре на горизонте показался шпиль собора Святого Павла, а за ним замаячили покрытые снегом крыши десятитысячного города.

Прежде чем сесть в лодку в Скарнси, я отвел Канцлера в одну из местных конюшен, поэтому по прибытии в Лондон мне пришлось идти домой пешком. Солнце клонилось к закату. Меч, который монахи достали со дна пруда, висел у меня на боку и при ходьбе то и дело постукивал по ноге. Хотя Марк и одолжил мне ножны, они оказались малы для меча, да и вообще я не привык носить на себе оружие.

Никогда прежде я не испытывал такого облегчения, как в тот день, когда оказался среди лондонской толпы. До чего же приятно было затеряться в ней! В особенности после долгого пребывания в центре внимания людей, одержимых страхом и ненавистью. При виде родного дома мое измученное сердце возликовало, еще более целительное действие оказало на него приветствие встретившей меня у входа Джоан. Мой приезд явился для нее неожиданностью, поэтому на ужин в доме не нашлось ничего иного, кроме старой вываренной курицы. Тем не менее я испытывал несказанную радость снова сесть за родной стол. Сразу после скромной трапезы я отправился спать. В моем распоряжении был всего один день, за который мне предстояло переделать уйму дел.

На следующее утро я выехал из дому прежде, чем зимнее солнце успело подняться над горизонтом. Оседлав старую кобылку, которую мы держали при доме, я направился в Вестминстер. К тому времени как я прибыл в контору Кромвеля, судя по множеству горевших свечей, в ней уже кипела бурная жизнь. Я доложил одному из клерков по имени Грей, что мне необходимо срочно увидеться со своим господином.