К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля

Поймав мой взгляд, он ответил:

– Я буду молиться, чтобы этот парень, несмотря на все свои грехи, в должное время был призван Господом на небеса.

Развернувшись, я с трудом отыскал глазами сквозь завесу снегопада старика Гудхэпса, который к этому времени уже порядком удалился от меня. Он шел вместе с Марком, который поддерживал его под руку. Не собрался ли он, часом, прямо сейчас совершить побег в город?

В лазарете Элис, как и прежде, ухаживала за старым умирающим монахом. Он в очередной раз пришел в себя, и девушка аккуратно кормила его из ложки жидкой овсяной кашей. В этой новой для нее роли сестры милосердия Элис проявляла неизвестную мне доселе мягкость и доброту души. Попросив ее проводить нас на небольшую кухню, я оставил там своих спутников, а сам пошел за книгой, которую мне накануне передал казначей. Когда я вернулся, все глядели на меня с нескрываемым любопытством.

– Как следует из показаний казначея, эта книга попала в руки Синглтона накануне его смерти. Ныне хочу попросить вас, доктор Гудхэпс, и вас, Элис Фьютерер, чтобы вы оба взглянули на нее и сказали, не видели ли вы ее когда-нибудь прежде. Прошу обратить внимание на большое пятно от красного вина на обложке. В церкви меня неожиданно посетила догадка что тот, кто видел эту книгу, не мог бы не запомнить столь яркого отличительного знака.

Гудхэпс взял расчетную книгу и повертел в руках.

– Помнится, господин Синглтон читал какую-то книгу в синем переплете. Весьма может быть, что именно эту. Однако точно сказать не могу. Извините. Просто не помню.

– Позвольте мне. – Элис наклонилась и взяла у него из рук книгу. Потом принялась тщательно разглядывать обложку. Она вертела и рассматривала ее со всех сторон, после чего решительно заявила: – Это не та книга.

Мое сердце сильно забилось.

– Вы уверены?

– Книга, которую брат Эдвиг передал господину эмиссару, не имела никаких пятен. Иначе я бы непременно обратила внимание на эту особенность. И вообще, казначей помешан на чистоте и аккуратности.

– Вы могли бы поклясться в том, что только что сказали, перед законным судом?

– Да, сэр, – подтвердила она.

– Тогда я могу с определенной долей уверенности признать, что казначей дал мне ложные показания, – кивнул я. – Хорошо, Элис. Еще раз вас благодарю. Прощу всех сохранять наш разговор в тайне.

– Какая разница, тайна или нет. Скоро моей ноги тут вообще не будет, – недовольно пробубнил Гудхэпс.

Я посмотрел в окно. Снегопад прекратился.

– Да, доктор Гудхэпс, полагаю, вам пора отправляться в путь. Марк, не проводишь ли ты доктора в город?

Лицо пожилого человека неожиданно просветлело.

– Благодарю вас, сэр. До чего же хорошо, когда есть на кого опереться! Мои пожитки находятся в доме аббата. А лошадь пусть останется здесь. Хорошо было бы, чтобы ее как-нибудь переправили в Лондон, когда позволит погода…

– Да, да, конечно. Будь добр, Марк, постарайся побыстрее вернуться. У нас с тобой очень много дел.

Он помог старцу подняться на ноги.

– Спасибо, сэр, – произнес Гудхэпс. – Желаю вам остаться целым в этом небезопасном месте.

С этим добрым пожеланием он нас покинул.

Весьма довольный поворотом дел, я вернулся в свою комнату и спрятал книгу под подушкой. Наконец дело сдвинулось с мертвой точки. Мне не терпелось исследовать церковь, а вслед за ней – пруд. Интересно, сколько времени потребуется Марку, чтобы проводить старика до города и вернуться обратно? Без Гудхэпса он затратил бы на дорогу чуть более часа, а вместе с ним… С одной стороны, я упрекал себя за мягкотелость, но с другой – у меня замирало сердце, стоило мне представить беднягу, в гордом одиночестве ковыляющего по сугробам под тяжестью своей поклажи.

Пользуясь отсутствием Марка, я решил проведать лошадей, которых не выводили на двор в течение нескольких дней, и отправился в сторону конюшни. Подметавший пол конюх заверил меня, что за нашими конями хорошо ухаживают и что они ни в чем не нуждаются. В самом деле, и мой Канцлер и Красноногий Марка выглядели на удивление хорошо. После многодневной разлуки они оба были весьма рады меня видеть. Я подошел к Канцлеру и погладил его по продолговатой белой голове.

– Соскучился по свежему воздуху, старина? – мягко спросил его я. – Поверь мне, уж лучше немного потосковать здесь, чем разгуливать там, за этими стенами на свободе. На свете есть вещи гораздо более ужасные, чем заточение в стойле.

Проходящий мимо конюх бросил на меня странный взгляд, будто решил, что я слегка ненормальный.

– А вы разве не разговариваете со своими лошадьми? – осведомился я.

Тот в ответ лишь промычал что-то нечленораздельное и принялся снова подметать пол.

Попрощавшись с конями, я неторопливо направился в лазарет. По дороге я заметил, что посреди внутреннего двора монахи расчистили от снега небольшой участок земли и начертили на нем квадраты разных размеров. Полдюжины братьев играли в игру, которая заключалась в том, что сначала бросают кости, а потом по результатам броска совершают замысловатые ходы. Опершись на свою лопату, за ними наблюдал Багги. Увидев меня, монахи остановились и расступились в сторону, но я жестом велел им продолжать, не обращая на меня внимания. Об этой забаве, которой увлекались во всех монастырях бенедиктинского ордена, я знал со времен Личфилда. Она представляла собой сочетание детских классиков с игральными костями.

Пока я следил за игроками, появился брат Септимус, тот самый толстый, глуповатого вида монах, которого брат Гай все время попрекал за обжорство. Он тяжело пыхтел, пробираясь по глубокому снегу.

– Иди сюда, Септимус, – окликнул его кто-то из братии, и все остальные, как по команде, прыснули со смеху.

– Нет, нет, не могу. Боюсь упасть.

– Иди, не бойся. Мы играем по упрощенным правилам. Здесь нечего бояться. Даже таким, как ты.

– Ох нет, нет.

Тогда один из монахов схватил Септимуса за руку и, невзирая на протесты, вытащил его на середину очищенной от снега площадки, а сам тотчас отошел в сторону. Остальные, в том числе Багги, в ожидании предстоящего представления расплылись в довольной улыбке. Все случилось в мгновение ока. Септимус поскользнулся на льду и с ревом упал на спину, что привело к взрыву всеобщего хохота.

– Помогите мне, помогите! – орал бедняга.

– Глядите, он похож на мокрицу! Эй, мокрица, давай поднимайся!

– Давайте забросаем его снежками! – крикнул кто-то. – Надо же помочь ему встать на ноги!

Монахи тотчас ухватились за это жестокое предложение и принялись обстреливать Септимуса снежками. Из-за своей неуклюжести и тучности он оказался совершенно беспомощен. Он кричал и извивался, пытаясь увернуться от обрушившегося на него белого града. Глядя на него, я невольно отметил, что бедолага походит на выброшенную морем на берег черепаху.