Жозе Душ Сантуш - Кодекс 632

Проклятая трисомия 21 превратила организм Маргариты в клубок болезней. У девочки была предрасположенность к ангинам и отитам, гастрит, сильное плоскостопие и самое страшное — проблемы с сердцем. Как только малышка появилась на свет, акушерка послушала ее сердечко и тотчас бросилась за кардиологом; после долгих обследований у Маргариты обнаружили порок клапана, отделяющего артериальное кровообращение от венозного, по счастью, операбельный. Статья в медицинском журнале, за который обезумевшие родители хватались, как за соломинку, изобиловала пугающими терминами, вроде дефекта аурикуловентрикулярного клапана с частичным нарушением интераурикулярной коммуникации типа sinus venosus, но, по большому счету, повторяла на непонятном медицинском языке то, что врач объяснил им по-человечески.

После очередной серии консультаций и анализов раздавленные страшными новостями Томаш и Констанса узнали, что операцию следует делать в первые три месяца жизни, а любое промедление приведет к тому, что она может оказаться малоэффективной и чересчур рискованной. То было очень тяжелое время. Почти каждый день приносил новые дурные вести, и они всякий раз оказывались хуже предыдущих. Маргариту поместили в больницу Святой Марты и уже назначили день операции, но тут хирург и кардиолог еще раз посмотрели результаты компьютерной томографии и начали колебаться; порок оказался небольшим, и можно было с большой долей уверенности сказать, что с годами он пройдет сам собой. То была первая хорошая новость со дня ее рождения. В конце концов кардиолог под свою ответственность отдал крошку обессиленным родителям. Девять лет прошли относительно спокойно, но тут выяснилось, что проблемы с сердцем только усугубились, так что вопрос об операции вновь стал актуальным.

— Маргарита Норонья, — позвала с порога толстушка в белом халате.

— Это мы, — вскочила Констанса.

— Пойдемте.

Семья в полном составе последовала за медсестрой; пройдя по коридору, та распахнула самую дальнюю дверь. В кабинете запах дезинфекции сделался еще резче. Справа стояла кушетка, слегка помятая, словно с нее только что кто-то встал; часть помещения была отгорожена занавеской, за ней переодевались пациенты; в глубине, у небольшого окна, глядевшего в стену соседнего здания, сидел врач и что-то писал. Услышав шаги, он отложил ручку и поднялся навстречу пациентам.

— Здравствуйте.

— Добрый день, доктор Оливейра.

Пожав руку Томашу, кардиолог взъерошил волосы Маргариты.

— Привет. Как дела?

— Хоошо, доктоу.

— Ты была хорошей девочкой?

Маргарита покосилась на родителей и решила отвечать по-честному.

— Так себе.

— Так себе? Это как же?

— Мама угается, когда я убиаю.

— Что-что?

— Убиаю.

— Убирает, — перевела Констанса. — Маргарита повсюду наводит порядок и обожает мыть тарелки.

— А, — врач посмотрел на девочку. — Ясно, компульсивное расстройство, мания чистоты.

— Не юбйю гьязь. Гьязь пйохо.

— Все правильно, детка. Я и сам терпеть не могу беспорядок. — Кардиолог вспомнил наконец о родителях пациентки и указал на стулья подле своего стола. — Присаживайтесь.

Маргарита пристроилась на папином колене. Оливейра раскрыл блокнот, Констанса нервно сжимала ручки своей сумочки, а Томаш не мог отвести глаз от пластмассовой модели сердца, стоявшей у доктора на столе.

— Вот результаты обследований, доктор. — Констанса протянула врачу два бежевых конверта.

Оливейра бросил взгляд на логотип клиники.

— Вы делали кардиограмму и рентген в детской кардиологии клиники Святой Марты.

— Да, доктор.

— У доктора Консейсан?

— Да, она сама нас приняла.

— Надеюсь, она обошлась с вами хорошо?

— Просто замечательно.

— Рад слышать. А то на нее иногда жалуются, она не всегда внимательна к пациентам.

— У нас причин для жалоб точно нет.

Оливейра распечатал конверты; в первом лежала черная пластина с рентгеновским снимком грудной клетки Маргариты.

— Хм-хм, — пробормотал врач, разглядывая снимок.

Кардиолог изучал результаты обследования очень внимательно, молча, не издавая никаких звуков, кроме дежурного «хм-хм», и по его виду было решительно невозможно понять, что сулит черная пластина.

— Ну что, доктор? — решился Томаш.

— Дайте я сначала посмотрю.

Врач вставил снимок в допотопный проектор; на стене возникло неясное изображение грудной клетки. Оливейра подкрутил окуляры, и слайд проявился более четко. Внимательно изучив снимок, врач достал его из проектора и положил на стол. Потом не торопясь открыл второй конверт, в котором лежали результаты электрокардиограммы.

— Все в порядке, доктор?

На этот раз голос осмелилась подать измученная ожиданием Констанса.

Оливейра помедлил с ответом, поглощенный изучением данных кардиограммы.

— Надо сделать еще одну, — заявил он наконец, снимая очки и убирая их в карман халата. Доктор встал из-за стола, приоткрыл дверь кабинета и позвал: — Кристина!

На пороге в то же мгновение возникла худенькая девушка с короткими черными волосами.

— Да, доктор?

— Будьте добры, сделайте Маргарите электрокардиограмму.

Медсестра отвела девочку на кушетку. Маргарита с сосредоточенным видом сняла ботинки и разделась. Кристина смазала голый торс пациентки гелем и прикрепила к запястьям и лодыжкам электроды, соединенные проводами с кардиоаппаратом в голове кушетки.

— А теперь полежи тихонечко, хорошо? — попросила Кристина. — Сама не заметишь, как заснешь.

— И сон будет?

— Обязательно.

— Пъекъасный?

— Конечно, — ответила медсестра с едва различимым раздражением. — Ну все, отдыхай.

Маргарита закрыла глаза, и Кристина включила аппарат; машина слегка вибрировала, издавая негромкое гудение. Оливейра, наблюдавший за процедурой из-за стола, убедился, что девочка заснула, и приступил к допросу родителей.

— У нее не бывает одышки, утомления, отеков конечностей?

— Нет, доктор.

Отвечать на вопросы взялась Констанса.

— Судорог, обмороков?

— Нет.

— Температуры?

— Очень редко.

Кардиолог нахмурился.

— Сколько?

— Тридцать восемь, не больше.

— Как долго?

— Простите?

— Я спросил, как долго держится температура.

— С неделю.

— То есть одну неделю?

— Да, одну, не больше.

— И когда это было в последний раз?

— Около месяца.

— Я тогда как раз был в командировке, — вмешался Томаш, до сих пор хранивший молчание.

— А перемен в поведении вы не замечали?

— Нет, — задумалась Констанса. — Хотя иногда она бывает слишком тихой.

— Тихой?

— Ну да, не шалит, не играет…

Врач казался слегка растерянным.

— Хм, — проговорил он. — Хорошо.

Электрокардиограмма была готова; пока Маргарита одевалась, Кристина достала из аппарата распечатку и передала доктору. Оливейра надел очки и принялся изучать показания прибора, время от времени поглядывая на родителей.