Брэд Гигли - Год гиен

— Зачем? — заговорила Тийя. — Ты никогда не обращал на здравый смысл никакого внимания.

— Полагаю, госпожа, это твой тонкий намек на нашу размолвку, касающуюся престолонаследия.

— Это мой тонкий намек на слово чести, которое ты дал, когда мы поженились.

— Я поступаю так, что лучше для державы, госпожа, а не для твоей семьи.

Глаза царицы засверкали, и она оглядела маленький флот, словно искала кого-то.

— А где наследный царевич? Пентаура лично пригласил его отправиться на охоту вместе с нами. Он болен? — Ее губы сложились в тонкую насмешливую улыбку. — Опять?

— Он занимается делами державы, госпожа. И ни одно из них тебя не касается.

Прежде чем супруги могли обменяться новыми репликами, Пентаура вмешался в их разговор:

— Я могу помочь тебе заниматься делами державы, отец. Испытай меня! Поручи мне какое-нибудь дело. Назови любое, — и я его выполню. — Хотя царевич был мужчиной, которому почти исполнилось двадцать пять, в тот миг голос его прозвучал тонко и жалобно. — Если бы ты только дал мне шанс…

— Что? — спросил Рамзес, слегка нахмурившись. — И лишить фиванцев возможности любоваться твоими ярмарочными трюками во время праздников? Я не могу поступить с ними так жестоко. Развлекай толпу и дальше, сын мой, это у тебя получается лучше всего.

Фараон повернулся к своему рулевому и указал вперед.

— Отправляемся! — скомандовал он.

Моряки немедленно высвободили парус. Он туго надулся под порывом ветра, и судно фараона рванулись вперед. Раздалось множество криков — это придворные снова пустились в путь.

Судно царицы Тийи, переполненное ее служанками, шло слишком медленно, чтобы их догнать.

Охотничий флот разделился в поросших папирусом болотах. Царица выбрала маленькую лагуну далеко от места охоты. Там и причалило ее судно.

Царица была молчалива после того, как фараон оставил их на Ниле. Она ярилась про себя, но, когда ее лодка достигла тростников, настроение улучшилось, и она стала разговорчивой, почти веселой. Тийя собственноручно извлекла вино из запасов, сложенных на корме, и сорвала с кувшина глиняную печать. Сделав длинный глоток из инкрустированного драгоценными камнями золотого кубка, она с довольным видом сказала:

— О, отличное вино. Это из моих фамильных поместий. Говорят, наш виноград столь же прекрасен, как и тот, что растет в виноградниках самого Осириса. Попробуешь?

Она налила в кубок еще немного.

Семеркет пил только пиво с тех пор, как очутился в деревне строителей гробниц, и мысль о вине была мукой для его языка. Царица увидела его колебания и убрала кубок.

— А, — сказала она. Лицо ее было нежным, а богатый оттенками голос — полным жалости. — Разве мой управляющий Накхт не сказал мне однажды… Подожди, что же он сказал? Да, теперь я вспомнила — что у тебя проблемы с вином. Вообще-то, он говорил, что ты колотишь в его ворота всю ночь напролет, пьяный и сердитый, желая увести его жену.

— Он так вам сказал? — негромко спросил Семеркет.

Царица убрала кубок,

— Не думаю, что после этого я буду предлагать тебе вино. Не хочу искушать тебя, подталкивая к плохому поведению.

При упоминании о Найе Семеркет помрачнел и потянулся за кубком.

— Накхт неверно вам все сообщил, — коротко проговорил он.

Тийя, казалось, заколебалась, но губы ее задрожали, словно она пыталась подавить улыбку. Царица позволила ему взять золотую чашу.

Семеркет выпил.

Темно-красное вино потекло по его языку. Тийя была права — виноградники, на которых вырастили этот урожай, должны были расти в небесных полях Иару. Семеркет возрадовался вину. Оно было одновременно спокойным и ликующим, напоминая, что Египет некогда был местом порядка и уважения. А когда он выпил еще, то нашел в вине и мудрость.

Чиновник протянул кубок, чтобы снова испробовать мудрости, и царица налила ему еще.

Потом с кормы пришли ее служанки. Они сели рядом с Семеркетом и возложили на его голову венок, а после осыпали его жареным ячменем. Одна из них взяла арфу и тихо запела.

Он засмеялся и спросил:

— Что? Вы собираетесь принести меня в жертву?

Но служанки только улыбнулись и заставили его умолкнуть, чтобы не помешать другим охотникам.

Утро умирало в жужжании стрекоз, далеких криках придворных и голосах диких птиц. Семеркет снова протянул золотой кубок, и его наполнили снова.

Как сквозь дымку, чиновник увидел, что одна из служанок Тийи поднимает на мачте красный сигнальный вымпел. Несколько мгновений спустя он услышал очень близко плеск весел и попытался заглянуть за планшир лодки. Пришло время отдыха Тийи, потому что солнечная барка Ра почти достигла зенита. Семеркет услышал, как царица окликнула:

— Пентаура? Все готово?

Царевич появился в лагуне один, сам направляя лодку. Семеркет смутно удивился, не увидев с ним мрачного Ассаи.

— Все так, как ты хотела, мама, — ответил царевич. — Они сейчас явятся.

— Замечательно! — воскликнула Тийя.

Она двинулась, чтобы вцепиться в один из столбов с позолоченными лотосами, который поддерживал навес на лодке, и крикнула через лагуну:

— Накхт, управляющий всеми царскими дворцами! Добро пожаловать!

Отдаленный голос рявкнул в ответ:

— Приветствую, Тийя, царица царей!

Семеркет, подняв голову, увидел, что Накхт вводит лодку в лагуну. При виде него, облаченного в незапятнанный накрахмаленный белый охотничий наряд, Семеркет фыркнул — идеальный знатный господин с картинки. Дознаватель поблагодарил богов за превосходное вино, которое только что выпил. Даже присутствие этого идиота, мужа Найи, не могло его побеспокоить.

— Приветствую, Пасер, министр державы! Добро пожаловать!

Семеркет заморгал, застигнутый врасплох. При виде толстого градоправителя Восточных Фив Пасера, тоже появившегося в гуще тростников, он почувствовал одурелое удивление. Что он делает так далеко от места своего ведения? Чиновник заметил, что лодка кренится на один борт под весом Пасера, и громко засмеялся.

— Ирой, старший жрец фараона!

Еще одна лодка появилась в лагуне. Семеркет раньше уже видел этого человека и попытался вспомнить — где? Под теплым солнцем болот мысли его текли медленно, как густо замешанная глина. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Ответ медленно пришел — этот человек был тестем Ненри, или дядей… что-то в этом роде. И он был старшим жрецом Сехмет, а не… Как Тийя его назвала? «Старшим жрецом?..»

Семеркет сел, убрав гирлянду цветов со лба. Служанки попытались снова уложить его на палубу, но он стряхнул их руки, пытаясь заставить работать свои мозги. В его душе распускался бутон страха. Титулы, которыми царица одаривала этих людей, были неправильными: всех их как будто втайне продвинули в чинах за одну ночь…Словно бы все, стоявшие выше их по званию, внезапно умерли и исчезли с дороги.