Тереза Бреслин - Печать Медичи

Я написал Элеоноре длинное письмо.

Открыл ей свое настоящее имя и рассказал о событиях, предшествовавших нашей встрече. Спросил ее, может ли она понять, в каких стесненных обстоятельствах я находился, и простить те поступки, которые я совершил.

Кроме того, я поделился с ней своими планами на будущее.

Написал, что хочу поступить в медицинскую школу в Болонье и со временем стать профессиональным врачом.

Я написал ей, что был бы счастлив, если бы она разделила эту новую жизнь со мной. Напомнил ей о том случае, когда она рассказала мне о своем интересе к философии и литературе, и пообещал, что под покровительством моего отца она сможет заняться любимым делом, пока я буду продолжать учебу.

Я написал ей и о том, что люблю ее.

Через некоторое время я получил письмо, приглашавшее меня нанести визит на виллу д'Альчиато и обсудить мой брачный контракт с Элеонорой д'Альчиато.

Якопо де Медичи приказал своему секретарю сопровождать меня и помочь составить контракт надлежащим образом. Дядя Элеоноры оказался коренастым купчиной с багровым лицом.

Поскольку он очень придирчиво разбирал все детали контракта, добавлял одни и убирал другие пункты, мы просидели в его конторе довольно долго. За окнами весело чирикали птички.

Мне сразу вспомнилась наша последняя встреча с Элеонорой — ведь она происходила в саду. И мы тогда целовались… На этот раз было очень жарко, и ставни закрыли, чтобы уберечься от солнца. «Вряд ли Элеонора на улице, — подумал я. — Где, интересно, она может быть?»

А еще я вспомнил, как мы танцевали на площади в Ферраре и как она смотрела на меня.

Я встал.

— Прошу извинить меня, — сказал я.

Дядя Элеоноры глянул на меня, кивнул и вновь углубился в изучение лежавшего перед ним документа.

Я открыл дверь в коридор.

Раздался шорох юбок.

Я побежал за Элеонорой и схватил ее за запястье.

— Так ты подслушивала? — рассмеялся я.

Она вырвалась. И я увидел, что она вовсе не улыбается.

— Конечно, подслушивала! Ты что, думаешь, я позволю, чтобы вы за меня торговались, словно за кусок мяса на рынке, а я при этом и знать ничего не знала?

Я вскинул брови от удивления.

— А я-то думал, что это твоей милости я обязан тем, что меня пригласили сюда, чтобы обсудить все насчет нашей свадьбы!

— Значит, вы ошибались, сударь! Мое мнение никого не интересовало! Дядя прочел письмо, которое ты прислал мне, и решил, что от такого предложения не следует отказываться. Он заявил, что сам обо всем позаботится. Сказал, что у Медичи водятся деньги и пусть нам что-нибудь перепадет.

— Деньги! — воскликнул я. — Но при чем тут деньги, Элеонора?

— При том! — сказала она. — Деньги и страх!

— Страх? — повторил я в полном замешательстве.

— Ну как мог дядя отказать Медичи? Он слишком напуган, чтобы отклонить это предложение.

— И ты тоже теперь меня боишься? — спросил я и тут же подумал, что, наверное, было бы совсем неплохо, если бы эта сердитая, колючая Элеонора хотя бы немного меня боялась.

В ответ ее глаза полыхнули изумрудным огнем.

— Из страха или за деньги я не отдам себя никому!

Я выпустил ее запястье.

— Я думал, ты любишь меня, Элеонора, — сказал я жестко. — Прости, что ошибся. Сейчас я пойду и попрошу секретаря прервать переговоры.

— Пойди и попроси! — И когда я повернулся к ней спиной, она насмешливо добавила: — Джакомо де Медичи!

— Что? — Я снова повернулся к ней лицом, чувствуя, что во мне самом закипает гнев. — Почему ты произнесла мое имя с таким презрением?

— А разве это не твое имя? — Она вынула мое письмо из рукава. — Разве не так ты подписался под своим письмом ко мне? — И она сердито постучала по письму пальчиком.

— Ну и что с того? По-твоему, я должен отрицать имя, данное мне при рождении?

— Но я не знаю никакого Джакомо де Медичи! — крикнула она. — Человека, которого я люблю, зовут Маттео!

Я выхватил у нее письмо, смял его и отбросил в сторону. Потом взял Элеонору за руки и притянул к себе. Мы целовались, пока у нас хватило дыхания. Наконец я прижал ее к себе и сказал:

— Для тебя я всегда останусь Маттео.

— Я буду звать тебя Маттео.

Маэстро взял мое лицо в руки, поцеловал меня и тепло обнял.

Он заехал во Флоренцию по пути в Рим. Слова Якопо де Медичи сбылись. Папа Юлий умер, и кардинал Джованни де Медичи стал Папой Львом X. По моей просьбе Медичи предложили Леонардо да Винчи хорошие заказы в Риме.

— Маттео! — снова сказал маэстро, обнял меня за плечи и усадил рядом с собой на скамью.

Его приветствие успокоило меня. Потому что, несмотря на то что я написал ему, рассказал ему подлинную историю своей жизни и попросил у него прощения, меня очень волновало, как встретит он человека, который столько лет его обманывал.

— Когда я впервые встретил вас, я вам солгал, — начал я.

— Ну конечно! — рассмеялся он. — Ты назвался не своим именем!

— И вы знали это с самого начала!

— Потом догадался. Я заметил, что ты смотрел на знак святого Матфея на плаще Фелипе.

Честно говоря, меня это не особенно удивило. Ведь я видел его рисунки. Глаз маэстро мог уловить и зафиксировать все, даже полет птицы пером на бумаге.

— Мне было интересно, почему ты это сделал, — продолжал он. — И в дальнейшем ты все больше вызывал мое любопытство своей речью, кругозором, прямотой, всем своим поведением.

— Лишь много позже я понял, что вы о чем-то догадываетесь, — сказал я. — Когда мы стояли перед вашей «Тайной вечерей» в Милане.

— О да! — ответил он. — Ты тогда переживал, что я разочаруюсь в тебе из-за того, что ты упустил место в университете Павии. И не сводил глаз с моего изображения Искариота.

И я вспомнил, как он отвлек мое внимание от лица Иуды и привлек к лицу апостола Матфея, как он старался развеять мои мрачные мысли.

— В разрезе твоих глаз мне всегда виделось что-то знакомое. Когда я увидел тебя в трапезной, ты вдруг напомнил мне Лоренцо Медичи, которого я знал в молодости.

— Он был моим родным дедом. И очень достойным человеком, судя по всему.

— Ты всегда старался быть достойным человеком, Маттео, и следовал своему долгу так, как понимал его. Несмотря на все сказки, которые ты нам рассказывал, тебе присуща природная честность.

Я склонил голову:

— Приношу извинения за все несчастья, которые я мог причинить вам и вашим близким.

Он улыбнулся:

— Ты уже давно все возместил своей любознательностью и добрым нравом. Может, тебе приятно будет узнать, что на смертном одре Грациано говорил о тебе. Он воображал, что на каком-нибудь балу в Ферраре Лукреция Борджа похвалит тебя за умение танцевать, а ты упомянешь его как своего учителя танцев. И тогда он смог бы похвастаться, что с уст самой прекрасной и знаменитой женщины Европы слетело его имя.