Марк Миллз - Дикий сад

Минут через десять Адам окончательно понял, что никогда не поднимет вопрос супружеской неверности отца. Разве такое возможно? Они никогда не разговаривали на этом языке. Им недоставало нужных слов.

— Мам, мне нужно идти.

— Конечно, иди. И не забудь спросить, сколько ты должен синьоре Доччи за звонок. Не забудешь?

— Мам…

— Да, дорогой?

— Я тебя люблю.

— Господи, — рассмеялась она, — тебе там, похоже, и впрямь нелегко.

— Увидимся на следующей неделе.

— Когда?

— Я позвоню и предупрежу заранее. Пока, мам.

— Передам привет отцу.

— Да, конечно.

— До свидания, дорогой. И постарайся удержать Гарри от глупостей.

Адам положил трубку и направился в кухню, где сказал Марии, что ланч ему сегодня не понадобится — он отправляется прокатиться на велосипеде.

На террасе перед пансионом «Аморини» двое мужчин — судя по белой пыли на одежде, каменщики — с аппетитом уплетали пасту. Синьора Фанелли, должно быть, потребовала, чтобы они ели на воздухе — несмотря на жару.

Сама хозяйка болтала у стойки с каким-то толстячком в синем костюме и с кричаще пестрым галстуком. В глазах ее, когда она повернулась и увидела Адама, мелькнула тревога. Впрочем, она быстро оправилась и с приветливой улыбкой шагнула ему навстречу.

— Как ты?

— Хорошо.

— Как живется на вилле?

— Хорошо.

— Есть будешь?

— Нет, спасибо.

— Выпьешь что-нибудь? Пива?

— Не откажусь.

Его появление обеспокоило ее. Может быть, не хотела напоминаний об их ночи. Может быть, что хуже, подумала, что он потребует продолжения. Прежде чем Адам успел заверить ее, что причин для беспокойства нет, синьора Фанелли уже скрылась в кухне.

Она и впрямь была очень красива — даже еще красивее, чем ему виделось раньше, — и он не первый уже раз спросил себя, что могло привлечь ее в нем?

Отпив глоток, Адам прижал холодный стакан к щеке. Хорошо. Хорошо, что удалось вырваться с виллы, пусть ненадолго выскользнуть из ее цепких объятий. Так он говорил себе, понимая в глубине души, что обманывает себя.

Вилла Доччи не отпускала. Если бы отпустила, он бродил бы сейчас по улочкам Флоренции, заглядывал в церкви, галереи и музеи — с Гарри. Почему Гарри там, а он здесь? В конце концов, Ренессанс — его тема, а не Гарри. То, чем он восхищался, лежало, можно сказать, у порога — сделай только шаг, — но судьба распорядилась иначе, и великие шедевры так и не удостоились его внимания. И спрашивается, ради чего он отказался от них?

Адам постарался отвлечься, не думать о том, почему позволил втянуть себя в темную бездну подозрений. Причины противоречили здравому смыслу, нарушали все законы логики, жить по которым он всегда стремился. Он ступил на незнакомую для себя территорию и мог руководствоваться только чутьем.

А ведь если бы это самое чутье не послужило ему так верно в мемориальном саду, он не сидел бы сейчас на табурете в пансионе «Аморини». Как повелось, все исходило из сада и все возвращалось к саду.

Обслужив джентльмена у стойки, синьора Фанелли снова подошла к Адаму. Она даже успела перевязать волосы. Интересно, что бы это значило?

— Рада тебя видеть.

— Пришел попрощаться. Скоро уезжаю.

— До приема?

— Вы знаете о приеме?

— Здесь все знают. Дети бегают туда и смотрят как и что — издалека, конечно. Я и сама девчонкой так делала.

— Хочу попрощаться с Фаусто, но не знаю, где он живет.

Синьора Фанелли набросала план на салфетке. А он уже позабыл, что она левша.

Поднимаясь, Адам достал из кармана несколько монет, чтобы расплатиться за пиво.

— Не глупи. Мне не нужны твои деньги.

Она вышла с ним на террасу.

— Ты ведь не расскажешь ему о нас? Ты не расскажешь Фаусто?

— Не беспокойтесь. Я слишком смущен.

Она улыбнулась, немного виновато.

— Я не это имела в виду. Но ты не расскажешь?

— Нет.

Глянув украдкой в сторону каменщиков, синьора Фанелли поцеловала его в обе щеки.

— Прощай, Адам.

— Прощайте.

— Привет.

Фаусто поднял голову. Прищурился:

— Ты?

— Я.

Фаусто замешивал раствор в старом корыте. Обнаженный по пояс, он демонстрировал крепкий, мускулистый торс.

— Нравится? — Он вытер лоб тыльной стороной ладони, выпрямился и кивком указал на невысокое каменное строение под черепичной крышей. Само здание было уже закончено, и теперь Фаусто возводил невысокую стену вокруг маленького дворика.

— Свинарник?

— Да. Для целого семейства.

Адам огляделся:

— Здесь красиво.

Он вовсе не отдавал долг вежливости. Скромная ферма расположилась на одной из террас, вырубленных на лесистом склоне холма к югу от Сан-Кассиано. Место было уединенное; от подножия холма сюда вел единственный проселок, что, вероятно, и объясняло присутствие припаркованного у дома старенького армейского джипа.

— Да, неплохо. Пить хочешь?

— Да.

— Тогда принеси из холодильника пару пива. Мне надо работать, а то раствор застынет.

Как и у Антонеллы, жилые помещения занимали первый этаж. А вот мебели и всего прочего здесь было с избытком: стулья, диваны, картины, книги, безделушки не оставляли свободного места. Посредине кухонного стола стояла перевернутая немецкая каска, выкрашенная в розовый цвет и служащая горшком для тянущегося вверх пышного папоротника. На ветхих полках в углу теснились книги по военной тематике. Понимая, что если задержится дольше необходимого, то навлечет на себя подозрения в излишнем любопытстве, Адам взял из холодильника две бутылки пива и поспешил к выходу.

Посадив на раствор еще несколько каменных блоков, Фаусто повел гостя осматривать свои владения: виноградник, скромную рощицу оливковых деревьев, сад, участки, занятые кукурузой и подсолнечником. Немалую площадь занимал огород, с которым соседствовал загон для курей, перерабатывавших в яйца объедки с хозяйского стола. Растительность явно пострадала из-за засухи, но сей факт, похоже, не слишком беспокоил Фаусто.

— Здесь все, что требуется мужчине, — с гордостью заявил он. — Кроме женщины, с которой это можно разделить.

За домом, в тени увитой лозой беседки, выпили еще по бутылке. Адам спросил насчет книг по военной истории, которые заметил на полке в кухне.

— Войны, сражения — мне это интересно. В конце концов, кто мы такие и что мы такое, часто определяется горсткой идущих на битву мужчин.

Адам улыбнулся. Ничего подобного ему и в голову не приходило.

— В 1260-м, — развивал мысль Фаусто, — между Флоренцией и Сиеной случилась война. Все началось третьего сентября, в воскресенье.

Всех деталей рассказа Адам не уловил, но понял, что события развивались примерно следующим образом. Сиену в то время раздирали внутренние распри, и флорентинцы, не будучи дураками, решили этим воспользоваться. Дождавшись того момента, когда враждующие фракции вцепились друг другу в горло, они отправили туда двух своих конных посланцев с ультиматумом, содержавшим одно-единственное, но решительное требование: если республика Сиена не капитулирует незамедлительно перед Флоренцией, город будет разрушен до основания. И то была не пустая угроза. Двинувшаяся на восток внушительная флорентийская армия вполне могла выполнить обещание.