Энн Перри - Скелет в шкафу

Третьим оказался Уильям Монк, и его показания заняли все оставшееся утро и большую часть дня. Он был резок, язвителен, выражался подчеркнуто ясно, отказываясь подчас подтвердить то, что остальным казалось очевидным.

Ф. Дж. О'Хара был терпелив и вежлив, он выжидал момент для решающего удара. Это выяснилось только под конец, когда помощник передал ему записку, в которой, судя по всему, упоминалось дело Грея.

— У меня создается впечатление, мистер Монк… Теперь уже просто мистер… Вы ведь уже больше не инспектор, не так ли?

Шепелявость прокурора была едва заметна.

— Да, — безучастно ответил Монк.

— Так вот, на основании ваших показаний у меня создается впечатление, мистер Монк, что вы не считаете Персиваля Гэррода виновным.

— Это вопрос, мистер О'Хара?

— Да, мистер Монк, это вопрос!

— Я считаю, что свидетельств, подтверждающих его вину, явно недостаточно, — ответил Монк. — Согласитесь, это несколько разные вещи.

— Не вижу существенной разницы, мистер Монк. Поправьте меня, если это не так, но и в прошлом вашем деле вы всячески пытались оправдать обвиняемого. Некоего Менарда Грея, если не ошибаюсь?

— Нет, — без промедления возразил Монк. — Я хотел и даже стремился предъявить ему обвинение. Я просто не хотел, чтобы его повесили.

— О да… смягчающие обстоятельства, — согласился О'Хара. — Но вы пока не привели ни одного такого обстоятельства по делу об убийстве Персивалем Гэрродом дочери своего хозяина — мне кажется, это выше ваших сил. Орудие убийства и окровавленную одежду жертвы, найденные вами же в комнате обвиняемого, вы не считаете достаточными уликами? Что же вам еще нужно, мистер Монк? Самому быть очевидцем преступления?

— Мне нужны абсолютно достоверные улики, — без тени улыбки ответил Монк. — Нужно, чтобы они имели смысл, а не видимость смысла.

— А если конкретно, мистер Монк? — настаивал О'Хара.

Он взглянул на Рэтбоуна — не собирается ли тот возразить. Но Рэтбоун лишь улыбнулся благосклонно и продолжал хранить молчание.

— Держать у себя эти вещи было… — Монк хотел сказать «чертовски», но вовремя спохватился, заметив победный взгляд прокурора, решившего, что он все-таки заставил свидетеля занервничать, — настолько бессмысленно и опасно, — продолжил Монк, — что становится непонятно, почему обвиняемый, например, не вытер нож и не вернул его на кухню, хотя вполне мог это сделать.

— Не потому ли, что он сам собирался кому-то подложить его? — О'Хара насмешливо возвысил голос, как бы давая понять, что идея эта вполне очевидна.

— Но он этого не сделал, — напомнил Монк. — Хотя возможность такую имел. Он мог подбросить эти вещи кому угодно, как только узнал о том, что кухарка хватилась ножа.

— Возможно, он и намеревался так поступить, но упустил свой шанс. И представьте себе, какой гнев бессилия он должен был ощутить при этом! — О'Хара повернулся к присяжным и воздел руки. — Какая ирония судьбы! Человек сам попадает в ловушку, которую он готовил для другого!

На этот раз Рэтбоун поднялся и выразил протест.

— Милорд, мистер О'Хара утверждает то, что еще надлежит доказать. Даже со всем присущим ему даром убеждения он так и не смог предъявить доказательств, что вещи были положены за ящик комода самим Персивалем. Следствие здесь подменяет причину, а причина — следствие.

— Придерживайтесь фактов, мистер О'Хара, — предупредил судья.

— О. конечно, милорд, — пообещал О'Хара. — Будьте уверены, именно это я и намерен сделать!

Нa следующий день О'Хара начал с вещественных доказательств, найденных при столь драматических обстоятельствах. Он вызвал миссис Боден. Оказавшись вдали от своей плиты, попав в незнакомую торжественную обстановку, кухарка выглядела простоватой и растерянной. Она привыкла к тому, что ее искусство говорило за нее. Теперь же лицо кухарки испуганно застыло, и ясно было, что миссис Боден чувствует себя крайне скованно.

Когда ей предъявили нож, она взглянула на него с ужасом, но согласилась, что это нож с ее кухни. Она узнала зарубки и царапины на ручке, а также легкую неровность лезвия. Еще бы ей не узнать свой инструмент! Однако, как только Рэтбоун стал выспрашивать, когда она обнаружила пропажу, миссис Боден прошибла дрожь. Выяснив, что за блюда ей приходилось готовить, адвокат принялся допытываться, каким ножом она каждый раз пользовалась, чем привел кухарку в окончательное смущение. Она просто не помнила. В конце концов ему пришлось отступиться, чтобы не настроить против себя присяжных и публику.

Тут поднялся улыбающийся О'Хара и пригласил на место для свидетелей камеристку Мэри, дабы та подтвердила, что найденный пеньюар действительно принадлежал Октавии. Смуглые щеки камеристки были на этот раз весьма бледны, румянец исчез, голос звучал несколько сдавленно. Но она подтвердила, что это вещь ее покойной хозяйки. Она часто видела на ней этот пеньюар и не раз его гладила.

Рэтбоун отказался от вопросов. Уточнять тут было нечего.

Следующим О'Хара вызвал дворецкого. Бледный, как труп, Филлипс поднялся на возвышение. Сквозь седой пушок его волос просвечивала лысина, брови же были сдвинуты еще более свирепо, чем обычно. В целом он напоминал солдата, у которого отобрали оружие и поставили лицом к лицу с беснующейся толпой.

О'Хара был достаточно искусен и умен, чтобы не усугублять потрясения дворецкого невежливостью или снисходительностью. Выяснив, какую должность занимает Филлипс, прокурор осведомился, не он ли начальствует в доме над всеми слугами. Получив утвердительный ответ, О'Хара принялся расспрашивать о Персивале, причем речь шла исключительно о личных качествах обвиняемого. О том, что он плохой слуга, не было сказано ни слова. Напротив, за все время службы Филлипс не раз отмечал его исполнительность и расторопность. Допрос свидетеля был проведен мастерски. Рэтбоуну оставалось лишь спросить, не возникало ли у Филлипса хотя бы малейшего подозрения, что этот самовлюбленный и заносчивый молодой человек дошел до наглости увлечься дочерью своего хозяина. Сама мысль об этом ужаснула и оскорбила Филлипса. Впрочем, от него никто и не ждал другого ответа.

Дальше О'Хара вызвал последнюю из служанок — Роз. Черный цвет шел ей, подчеркивая белокурые волосы и сияющую голубизну больших глаз. Ситуация отнюдь не ошеломила ее; голос девушки звучал ровно, уверенно и был исполнен чувства. Нимало не заносясь, она рассказала слушавшему с проникновенной внимательностью О'Харе о том, что сначала они с Персивалем были друзьями, что Персиваль обожал ее, но не переходил при этом дозволенных границ. Затем он окончательно уверил ее в искренности своих чувств и дал понять, что будет счастлив на ней жениться.