Энн Перри - Скелет в шкафу

Все это она излагала мягко и с самым скромным видом. Держалась Роз очень прямо, чуть приподняв подбородок. Она рассказала О'Харе, как впервые заметила, что Персиваль оказывает Октавии большее внимание, нежели положено слуге. Мисс Октавия хвалила его, часто давала поручения, выполняя которые он должен был находиться от нее поблизости.

— И вы не ревновали, мисс Ваткинс? — с невинным видом спросил О'Хара.

Не забывая о внешних приличиях. Роз скромно потупилась и отвечала, как бы не заметив ядовитых ноток в голосе прокурора:

— Ревновала, сэр? Как я могла ревновать кого-то к такой леди, как мисс Октавия? Она была прекрасна, воспитанна, образованна. Что я такое по сравнению с ней!

Роз помолчала секунду, затем продолжила:

— Да он бы на ней и не женился, об этом даже думать смешно! Ревновать к другой служанке, такой же, как я сама, это еще понятно. Он бы мог уйти к ней, жениться, создать семью. — Роз взглянула на свои маленькие крепкие руки и снова вскинула глаза. — Нет, сэр, мисс Октавия просто забавлялась, а ему это вскружило голову. Я раньше думала, такое может случиться разве что между горничной и безнравственным хозяином. Но чтобы леди…

Она потупилась.

— По-вашему, между ними все-таки что-то произошло, мисс Ваткинс? — спросил О'Хара.

Глаза служанки широко раскрылись.

— О нет, сэр! Я ни на миг не допускаю, что мисс Октавия могла на такое пойти. Думаю, Персиваль много чего себе напридумывал. А когда понял, что свалял дурака, он вышел из себя, вспылил…

— У него вспыльчивый нрав, мисс Ваткинс?

— О да, сэр… Боюсь, что да.

Последней по счету свидетельницей, вызванной, чтобы обрисовать облик и наклонности Персиваля, была Фенелла Сандеман. Она взошла на возвышение в блеске черной тафты и шорохе кружев. Большой чепец был сдвинут чуть назад, эффектно обрамляя неестественно бледное лицо, ненатурально густые волосы и розовые губы. Издалека Фенелла казалась дьявольски привлекательной женщиной, удрученной нынешними прискорбными обстоятельствами.

Но Эстер, ни на секунду не забывавшей, что идет борьба за жизнь человека, появление миссис Сандеман показалось напыщенным и нелепым.

О'Хара встал и обратился к Фенелле с преувеличенной вежливостью, словно боясь нечаянным словом разрушить ее хрупкую эфемерную красоту:

— Миссис Сандеман, насколько мне известно, вы вдова и проживаете в доме вашего брата сэра Бэзила Мюидора?

— Да, — ответила она с самым отважным видом, вызывающе улыбнувшись и вздернув подбородок.

— И вы… — Он замялся, как бы припоминая, о чем хотел спросить, — живете там уже около двенадцати лет?

— Верно, — согласилась Фенелла.

— Тогда вам, без сомнения, должны быть хорошо известны все проживающие в доме лица: нравы, склонности, радости и беды, постигшие их в последнее время, — заключил обвинитель. — О каждом у вас наверняка сложилось собственное мнение, основанное на наблюдениях.

— Да, это так.

Она взглянула на него, и соблазнительная улыбка коснулась ее губ. В голосе Фенеллы зазвучала знакомая хрипотца. Эстер готова была спрятаться под лавку, но рядом сидела леди Беатрис, не попавшая в число свидетелей. Оставалось молчать и терпеть. Эстер покосилась на леди Мюидор, но лицо той было надежно прикрыто густой вуалью.

— Женщины очень внимательны к людям, — продолжала Фенелла. — Нам приходится быть такими — это наша жизнь…

— Совершенно верно. — О'Хара улыбнулся в ответ. — А в собственном доме вы сами нанимали слуг до того, как ваш супруг… покинул этот мир?

— Конечно.

— Стало быть, вы вполне можете судить об их достоинствах и характере, — заключил О'Хара, бросив мимолетный взгляд на Рэтбоуна. — Что вы можете сказать о Персивале Гэрроде, миссис Сандеман? Какова ваша оценка? — Он предостерегающе вскинул бледную руку, как бы заранее защищаясь от возможного возражения Рэтбоуна. — Основанная, конечно, на том, что вы видели сами, проживая на Куин-Энн-стрит.

Фенелла опустила глаза. В помещении стало очень тихо.

— Как слуга он был неплох, мистер О'Хара, но человек он заносчивый и алчный. Любил хорошо одеться и поесть, — тихо, но очень отчетливо проговорила она. — Он слишком высоко себя ставил, и его приводила в бешенство мысль о том, что Бог каждому положил предел и назначил свое место в жизни. Он вскружил голову этой бедной девочке Роз Ваткинс, а затем вообразил себе… — Фенелла вскинула глаза на обвинителя, и страстная хрипотца в ее голосе зазвучала явственней. — Право, не знаю, как бы выразиться поделикатнее. Буду весьма обязана, если вы поможете мне это сделать.

Эстер услышала, как леди Беатрис гневно выдохнула и судорожно стиснула свои лайковые перчатки.

О'Хара мигом пришел на помощь Фенелле.

— Вы, очевидно, хотели сказать, мэм, что он питал несбыточные надежды относительно одной из ваших родственниц?

— Да, — подтвердила она с напускной скромностью. — Об этом неприятно говорить, но я вынуждена… Много раз я замечала, что он ведет себя весьма вольно с моей племянницей Октавией. Я видела это также по выражению его лица, а мы, женщины, в таких вещах никогда не обманываемся.

— Понимаю. Вас, должно быть, это весьма огорчало?

— Естественно, — отвечала она.

— И что же вы предприняли, мэм?

— Предприняла? — Фенелла заморгала и уставилась на прокурора. — А что тут можно было предпринять, дорогой мой мистер О'Хара? Если Октавия не протестовала против этих знаков внимания, что же я могла ей сказать?

— А она не протестовала? — О'Хара удивленно повысил голос и, как бы невзначай бросив взгляд на публику, снова повернулся к Фенелле. — Вы уверены в этом, миссис Сандеман?

— О, вполне, мистер О'Хара. Мне очень жаль, что приходится говорить об этом, да еще в присутствии такого количества людей. — Голос ее зазвучал несколько сдавленно. Эстер чувствовала, какое напряжение испытывает сейчас леди Беатрис. Ей даже показалось, что она готова вскрикнуть. — Но бедняжку Октавию, кажется, развлекали его ухаживания, — безжалостно продолжала Фенелла. — Конечно, она полагала, что все ограничится словами… Да и я сама полагала точно так же, иначе бы я непременно обратилась к ее отцу. Увы, мне и в голову не приходило, чем все это обернется!

— Естественно, — согласился О'Хара. — Уверен, да и все мы уверены, что, заподозри вы возможность столь трагического финала, вы бы сделали все, чтобы предотвратить его. Ваши показания весьма важны для правосудия, и мы понимаем, сколь нелегко вам стоять здесь и обо всем этом нам рассказывать.

Затем он уточнил подробности непозволительного поведения зарвавшегося лакея и спросил, не поощряла ли в этом Персиваля сама Октавия, и вновь получил утвердительный ответ.

— Еще одно уточнение, прежде чем вы нас покинете, миссис Сандеман, — как бы только что вспомнив об этом, сказал О'Хара. — Вы упомянули, что Персиваль был алчен. В отношении чего?