Валерий Введенский - Старосветские убийцы

Местный доктор, Антон Глазьев, заглянув в несессер, присвистнул:

– Всегда с таким грузом путешествуете, Илья Андреевич?

– Я, кажется, упоминал, что ездил по казенным делам, – пояснил Тоннер. – Ну-с, начнем!

Пока шли приготовления, Денис старался не смотреть на покойную. Он впервые столкнулся так близко со смертью. Отец умер, когда Дениска был совсем мал, а потом Бог миловал! Все родные и близкие пока были живы-здоровы. Все же он заставил себя повернуть голову. Прикрытое простыней тело лежало на принесенном с кухни длинном столе. Переводчик Терлецкий взялся за края материи. Еще миг – сдернет.

Урядник Киросиров предпринял последнюю попытку отменить вскрытие:

– Угорели! Без всяких сомнений! Все угорают! А над телом, так сказать, нельзя надругаться!

На его призыв никто не обратил внимания, все споры по сему предмету были позади. Терлецкий откинул простыню.

– Денис Кондратович, – обратился Тоннер к Угарову. – Начинайте записывать. Диктовать буду медленно, чтоб успевали.

Молодой человек сел за маленький стол. Слава Богу, можно с чистой совестью углубиться в писанину и не смотреть на покойницу.

– Сей судебно-медицинский протокол составлен второго дня месяца сентября одна тысяча восемьсот двадцать девятого года в усадьбе Носовка Н-ского уезда Смоленской губернии.

Далее Тоннер назвал имя, фамилию, возраст покойной, поименовал членов комиссии, причем Угарова обозначил писцом, американца Рооса – понятым, а доктора Глазьева – своим помощником.

– …решение о вскрытии принял урядник Киросиров!

Тот аж задохнулся от этакой наглости:

– В таком случае немедленно прекратить!

Тоннер, не меняя тона, поправил:

– Вместо урядника пишите: "Офицер Третьего отделения Терлецкий".

Денис удивился. Вот бы не подумал, что высокий увалень в этаком ведомстве служит!

– Я чин не полицейский. Боюсь, требуемого распоряжения отдать не могу, – выразил опасение Федор Максимович. – Может, вызовем кого из уезда?

– Подозреваемый мною яд быстро разлагается в организме. Пока ждем – упустим время.

Тоннер быстро осмотрел одежду покойной.

– Крови, следов ожогов или ударов на ночной рубашке не обнаружено. Чтоб не возиться, с вашего позволения, одеяние разрежу.

Денис только было решился взглянуть на труп, как Тоннер снова начал диктовать:

– За исключением синюшного цвета, ничего примечательного в кожных покровах умершей нет.

– Истинную причину смерти надеюсь найти в желудке, – сообщил далее Илья Андреевич, – поэтому вскрывать головную и грудную полости надобности не вижу. Начну сразу с брюшной.

Тоннер взял скальпель.

– Антон Альбертович, – обратился он к Глазьеву, – просьба к вам. Поясняйте смысл моих манипуляций присутствующим.

– Постараюсь, – как-то неуверенно сказал местный доктор.

"Бояться надо не мертвых, бояться надо живых", – вспомнил маменькины слова Денис. На самом деле его всегда интересовало: что там, внутри человека? Собрал волю в кулак, встал и решительно подошел к длинному столу.

Первый разрез Тоннер сделал по центральной белой полоске, хорошо заметной на животе умершей. Скальпель чиркнул от окончания грудной кости до самого лобка. Пупок доктор рассекать не стал, а обошел острием, чуть левее. Угаров ожидал, что из живота хлынет поток крови, но ошибся – только на скальпеле появилась темно-бордовая полоска. Второй разрез, горизонтальный, тоже не затронул пупок, лезвие прошло чуть ниже.

Денис взглянул на Тоннера. Ничего общего с мясниками. Они делают свою работу буднично, мурлычут песни под нос, весело пересмеиваются, будто не убиенное существо потрошат, а сапоги тачают. Скорее доктор похож на скульптора. Уверенные, точные движения и максимальная сосредоточенность: одно неудачное движение – и вся работа насмарку. Тоннер, аккуратно подрезая скальпелем, отвернул лоскуты кожи по углам, оголив чревные мышцы.

– Это – брюхо, – глубокомысленно пояснил Глазьев.

Следующий, более глубокий разрез Тоннер сделал снова по белой линии. Разъединив скальпелем мышцы, доктор начал раздвигать их крючками, похожими на изогнутые вилочки.

Глазьев отбежал в сторону, его вывернуло.

Тоннер, не прекращая своих манипуляций, цинично заметил:

– Это кстати. Рвотные массы доктора мы подвергнем тем же исследованиям, что и содержимое желудка покойницы. Для сравнения, так сказать.

Денис решился заглянуть внутрь чрева. По его представлениям, человеческие органы располагались обособленно, как игрушки на рождественской елке, между ними должны быть пустоты. Но все оказалось совсем не так. Никаких пустот! Содержимое утрамбовано, словно вещи в набитом сундуке. Как доктор найдет здесь желудок? Угаров считал, что сей орган находится прямо по центру брюха. Однако Тоннер засунул руки под грудную клетку.

– Сейчас наложу в дюйме друг от друга две крепкие нитки на пищеприемный канал. Как бишь его по-латыни, Антон Альбертович? Не помните?

Глазьев помотал головой. Мол, плохо очень, ничего не помню.

– Oesophagus! – ответил сам себе Илья Андреевич. – Следующей ниткой перевяжу двенадцатиперстную кишку.

Кишки, это Денис знал точно, выводили переваренное наружу. Однако трубочка, на которую указал доктор, уходила куда-то вверх, под ребра.

Перевязав, доктор отсек пищевод и двенадцатиперстную кишку, а потом, подрезая скальпелем какие-то пленочки, аккуратно высвободил желудок.

– Крючки можно отпустить, а покойницу на время прикроем.

Держа в руке желудок, оказавшийся невзрачным изогнутым мешочком, Тоннер подошел к столу, где лежали бумаги.

– Переместитесь-ка с протоколом на тот стол, к трупу, – приказал он Угарову. – Здесь я устрою маленькую химическую лабораторию.

Одно дело смотреть за вскрытием через плечо, совсем другое – сесть за стол с мертвецом. Тут и опозориться, как Глазьев, недолго, или в обморок грохнуться. Но Денис, вновь вспомнив маменькину мудрость, собрал остатки мужества и перенес бумаги, пристроив их в ногах покойной.

Доктор, положив желудок в фаянсовый сосуд, снова взялся за скальпель. Вскрыв "мешочек" по всей длине, Тоннер вылил его содержимое в стеклянный кувшин.

– Так-с. В другой кувшин поместим рвотные массы Глазьева и проделаем те же манипуляции, – пояснил доктор. – Антон Альбертович, – обратился он к уже оправившемуся коллеге, – отнесите-ка желудок на секционный стол. Здесь места мало, мешает.

Глазьев осторожно, держа фаянсовый сосуд на вытянутых руках и стараясь в него не заглядывать, отнес препарат на другой стол, поставив поближе к покойной хозяйке.

– Какой яд вы ищете? – спросил Терлецкий.

– Самый убийственный! – ответил Тоннер. – Acidum borussicum, в России именуемый синильной кислотой.