Мария Фагиаш - Лейтенант и его судья

Поездка радовала Марианну, но долгое путешествие немного утомило ее, и она задремала. На первом указателе, который она увидела, открыв глаза, значилось Эце. Они ехали по шоссе, параллельно железной дороге, по ту сторону которой был спуск к морю. За вокзалом они остановились перед богато украшенными коваными воротами, на которых сверху было указано имя владельца «Eze les Cellets» . Лакей отворил ворота, и они поехали по парку мимо двухэтажного дома и других небольших строений и остановились у бокового входа виллы с розовыми стенами, которая, как это обычно бывает на Средиземноморье, была воздвигнута на напоминающем эспланаду выступе скалы над морем.

Partir ćest un peu mourir — было одно из немногих французских выражений, которые она знала. Но это неправильно, подумала она. Уехать означало вовсе не умереть, а как бы родиться заново. Здесь все было другое и ничего не напоминало покинутую двадцать четыре часа назад ужасную квартиру Грубер. И она была уже не Марианна Дорфрихтер и даже не Альбина Браммер. Она снова была той маленькой девочкой, которая, укутанная в одеяло, смотрела на стремящийся вверх дым из труб домов напротив, в контурах которого ей рисовались силуэты королей, замков и экзотических цветов.

— Какой чудесный вид, не правда ли? — раздался за ее спиной голос Гольдшмидта. Он подошел ближе к баллюстраде и положил руку ей на плечо. — Ну не жаль было бы все это упустить?

— Ну, конечно, — кивнула она. Но волшебство было нарушено — она снова была Марианной Дорфрихтер.

Несмотря на это, ей доставило удовольствие смотреть, как горничная, довольно пожилая и выглядевшая как королева в изгнании, распаковывала вещи. Марианна спрашивала себя, что думает эта горничная о ее добропорядочных платьях и белье — произведениях фрейлейн Эльзы, которая появлялась в доме два раза в год и шила все для фрау Грубер и ее дочерей — от наволочек до бальных платьев. Примитивные фланелевые штанишки были положены в роскошный шкаф, обитый внутри шелком цвета кардинальской мантии, где им, конечно, было не место.

Марианна плохо говорила по-французски, но это не мешало, так как горничная угадывала все ее желания и даже те, о которых она еще не догадывалась. Без лишних слов все ее платья были выглажены, а туфли почищены. Как по мановению волшебной палочки, появилась парикмахерша. Горничная зашла в комнату вновь и помогла одеться. Марианне показалось это излишним, но, видимо, в этом доме так принято. Она была благодарна доктору Гольдшмидту, что он тактично оставил ее одну. Обе спальни располагались на первом этаже, в каждой была собственная ванная комната, соединялись же они маленьким салоном. У нее никогда еще не было собственной ванной, тем более с полом и стенами из мрамора; сама ванна была величиной с небольшой пруд.

Простор и вызывающая роскошь ресторана «Негреско» в Ницце, куда они отправились ужинать, ошеломили ее, и она испуганно схватила руку Гольдшмидта. В своем крепдешиновом платьице, сшитом фрейлейн Эльзой, Марианна, увидев разодетых в шикарные наряды и украшенных драгоценностями женщин, почувствовала себя глубоко несчастной. Гольдшмидт, казалось, читая ее мысли, нежно погладил ее по руке.

— Вы здесь самая красивая, — сказал он. — Здесь нет ни одной, которая не хотела бы иметь ваше лицо и вашу фигуру.

— Но они все такие элегантные.

— Если бы они не следили за модой, они бы здесь не были. Это только вопрос денег.

— Но я видела очень богатых женщин, и они не выглядели элегантными, неважно, что на них было надето.

— Офицерские жены в старой доброй Вене. — Он провел Марианну к их столику. — Мне нравится этот отель. Ницца и Ривьера — это одно из лучших совместных творений Бога и человека, это новый сад Эдема. Но и здесь есть свои змеи. Посмотрите на мужчину напротив! С ним рядом женщина в зеленом платье и кучей драгоценностей на голове. Он не молод, уже начал седеть. Это один из самых крупных торговцев оружием в мире. Была бы его воля, уже завтра разразилась бы война между Францией и Германией. Если бы я сейчас встал и застрелил его, у меня перед человечеством было бы больше заслуг, чем у Маркони и Пауля Эрлиха, вместе взятых, — Гольдшмидт улыбнулся. — Как глупо, что я такой трус!

Марианна нахмурила лобик.

— Но ведь война неизбежна, не так ли? Только война поможет монархии не скатиться в ряды второразрядных государств.

— Вы цитируете своего мужа?

Марианне кровь бросилась в лицо.

— Да — в определенной степени.

— У военщины на уме только одно — проверить на практике их драгоценные теории. Они не успокоятся, пока вся эта красота и роскошь, которые вы здесь видите, не будут уничтожены. Ничего не останется — ни людей, ни даже пальм на Английской набережной! Ни одного из всех этих замечательных зданий! Но давайте лучше сменим тему. Вы не представляете, как я рад, что вы здесь и я могу показать вам все прелести этого чудесного места и вместе с вами снова насладиться ими. Я чувствую себя очень счастливым, моя дорогая.

Это был лучший ужин, который был у нее в жизни. Каждое блюдо сопровождалось специальным вином. В конце ужина она чувствовала себя в приятно приподнятом настроении. Гольдшмидт ел мало и пил еще меньше. Его глаза часто останавливались на ее лице с выражением коллекционера, который купил картину и спрашивает себя, соответствует ли она цене. Сначала это приводило Марианну в смущение, но когда все вокруг превратилось в приятное, переливающееся радугой пространство, расплылось и его лицо, которое она за букетом розовых гвоздик на столе и без того видела только наполовину.

— Вы, должно быть, устали. Думаю, нам пора.

Его голос доносился до нее как будто издали. Он поднялся и подошел к ней. Как из-под земли появился официант и отодвинул ее стул. Она не помнила, как поднялась.

— Так мы идем? — в голосе Гольдшмидта послышались повелительные нотки.

Она не могла вспомнить, как ей удалось встать. В один момент Марианне показалось, что она не сможет преодолеть ужасно большое расстояние до выхода. Она сделала шаг и заметила с большим облегчением, что может идти. Она уклонилась от поддержки доктора Гольдшмидта и пошла между столами. Марианна чувствовала взгляды гостей, но они ее больше не волновали, она теперь знала, что они разглядывают ее, потому что она красива.

К удивлению, горничная ожидала ее в комнате. Марианна не возражала, когда ей помогли раздеться. Ванна была уже готова, после чего горничная с мастерством опытной медсестры заботливо укутала ее в подогретый халатик. На кровати уже лежали ночная сорочка и пеньюар. Таких красивых вещей она никогда не видела, но приняла все как должное в ее новой ипостаси.

Следующее, что она помнила, был роскошный, длинный до пола парчовый халат, бутылка шампанского в серебряном ведерке со льдом, доктор Гольдшмидт, протягивающий ей бокал. Он только пригубил от своего, в то время как она выпила все залпом.