Евгений Латий - Дело гастронома № 1

– Почему?!

– Беркутов настроен слишком воинственно. Такое ощущение, будто он знал, что его арестуют, и сам арест не дал того эффекта, на который мы рассчитывали, – он помолчал. – Да и противника мы недооценили! Делать нечего, придется решать вопрос о его адвокате. Без него он не будет отвечать на наши вопросы.

– Это ты недооценил противника! – мгновенно вскипел Култаков. – Ты провалил первый допрос! А ко мне жаловаться пришел?! Да я сам тебе голову оторву! А уж мне, видно, до пенсии не дотянуть. Да-а, веселые денечки настали!

Генерал на мгновение задумался. Он сел за стол, помедлил, снял трубку с «вертушки», набрал трехзначный номер.

Зоя вошла в свой кабинет. Лида, увидев ее, кинулась к ней на грудь и разрыдалась. Зоя обняла ее, погладила по спине, прикусила губу, чтоб самой не расплакаться.

– Ну-ну! Надо держаться, Лидуша! Никто не должен видеть наши слезы!

– Да-да, ты права!

Лида вытащила носовой платок. Зазвонил телефон. Зоя взяла трубку.

– Платонова!..

Несколько секунд она молчала, потом сказала: «Хорошо», – и положила трубку.

– Из горкома звонили. Засуетились! Требуют провести партийное собрание и исключить… Георгия Константиновича… из партии. В связи с арестом.

Лида снова заплакала, отвернулась. Дверь приоткрылась, заглянула Люся. У нее на глазах тоже были слезы.

– Из управления звонят, просят Лидию Санну!

– Скажи, ее валерьянкой отпаивают. И всех посылай подальше, а нам чайку, пожалуйста, и закусить, – попросила Зоя.

Люся кивнула и скрылась. Зоя открыла один из шкафов, достала оттуда бутылку армянского коньяка и пару коньячных бокалов.

– Это нам не помешает!

Зоя плеснула коньяк в бокалы, принесла один Лиде.

– Выпей, подруга! Надо держаться! У тебя дочка в роддоме! Теперь ты одна за всех в ответе.

Лида взяла бокал.

Боков пил чай, когда в кабинет зашел Скачко, устало плюхнулся в кресло. Боков налил ему чашку кофе и дал бутерброд с колбасой. Скачко закурил, глотнул кофе.

– Ну, что?!

– Если б мы взяли Беркутова полгода назад, то выиграли бы! – жестко проговорил Скачко. – А мы затянули, Беркутов успел подготовиться, смириться с той мыслью, что его арестуют. Первый тайм мы уже проиграли. И, кажется, проигрываем второй.

– И что теперь?

– Вступать в схватку, что еще! Адвоката к Беркутову допустить разрешили, и нам надо найти улики, которые бы потянули на хищения госсредств в особо крупных размерах. Всего-то! – усмехнулся он. – Но для этого надо, чтоб Беркутов заговорил. Без его признаний мы ничего не докажем. И нас с тобой выгонят! Придется приискивать место на стороне. Ты вроде юридический оканчивал?

Боков кивнул.

– Тебе легче! А я трудовиком в школу. Или хозяйственником каким-нибудь? – он усмехнулся. – Лошадь есть, хомут найдется! Что дал обыск квартиры?

– Ничего.

– Что значит «ничего»?!

Боков развел руками.

– В семейной копилке тысяча двести рублей. Обстановка как у всех. Имеются картины на стенах, но они все современные, подаренные. Книги тоже обычные. У жены украшений мало. Словом, пока никаких богатств, никаких зацепок!

Скачко нахмурился.

– Ну вот, я же тебе говорил! Это не Аримин! Металлоискатели брали с собой?

Боков кивнул.

– Повтори обыск еще раз! – помолчав, попросил Скачко.

– Какой смысл?

– Я сказал, повтори еще раз! – сдерживая ярость, прорычал он.

Боков кивнул.

– Могли что-нибудь и пропустить, – смягчил тон Скачко. – Когда обыск на даче?

– Через пару дней. Я хочу перед этим опросить соседей: что Беркутов копал, что сажал и прочее.

Скачко согласно кивнул головой.

– Я на тебя надеюсь, не оплошай! Надежда всегда умирает последней! Подлей еще кофейку.

Боков неожиданно достал откуда-то снизу бутылочку болгарского коньяка «Плиска», показал полковнику. Тот взглянул, удивился, но долго не раздумывал, махнул рукой.

– А-а, наливай!

Боков достал рюмки, наполнил их, пододвинул поближе к полковнику бутерброды. Они чокнулись, лихо выпили, стали закусывать.

– Хороша «Плиска»! Плескани тогда еще по рюмке, а то первая не дошла!

Боков снова наполнил рюмки. Они, чокнувшись, выпили.

– Тут такая новость, – вздохнул Боков. – Люба переехала ко мне… Насовсем, – промямлил майор.

Скачко, погруженный в мысли о следствии, не сразу понял смысл этой фразы. Но через мгновение он вдруг вскинул голову, улыбнулся.

– Помирились-таки?! – обрадовался полковник. – Молодцы! А я что тебе говорил?

Боков кивнул головой.

– Здорово! Надеюсь, я вам не помешаю?!

Боков вдруг замялся, и Скачко, взглянув на него, только сейчас все понял, нахмурился.

– Понятно, – погрустнев, сказал Скачко. – Завтра подыщу что-нибудь и переселюсь.

– Ты только не обижайся…

– Да ты что?! Я не обижаюсь, – перебил майора Павел Сергеевич. – Больше того, я очень даже тебя понимаю: в такой ситуации вам надо одним побыть, притереться, пообвыкнуться, как говорят, а тут чужой дядька глаза мозолит.

Боков тотчас посветлел лицом от этих слов, полковник же погрустнел еще больше.

Накрапывал дождик. Маша возвращалась домой с занятий, шла по знакомому скверу, раздумывая о своем, когда впереди на их любимой скамейке увидела Антона. Только он был не один, а со своей однокурсницей, которая и раньше крутилась возле него. Они мило болтали под зонтиком. Однокурсница смеялась и не сводила с Антона влюбленных глаз. Маша, увидев их, застыла на месте, с трудом подавила боль, резко развернулась и пошла обратно. Антон заметил ее, уже уходящую, и с тоскливой улыбкой посмотрел вслед.

В кабинете у полковника Скачко сидел адвокат Гарумов. Вальяжный, в дорогом костюме, с золотым перстнем на мизинце, в Московской коллегии адвокатов он считался одним из лучших, и полковник, угощая его кофе, хорошо понимал, насколько важно для него, для всего хода следствия заручиться если не поддержкой Гарумова, то хотя бы его симпатией.

– Я не буду говорить о политической важности данного следственного дела, хочу лишь спросить вас, Эдуард Петрович: понимаете ли вы, что мы должны работать совместно?

– В каком плане? – осторожно спросил Гарумов.

– Как это в каком?! Мы сотрудники одной государственной системы и сообща должны решать вопросы поощрения и наказания. Мы две половинки одного целого! Разве не так?

– Ну, это в философском смысле. Но позвольте напомнить вам, Павел Сергеевич, что есть презумпция невиновности, из которой должна исходить любая система правосудия. И наша в том числе! Надеюсь, против этого вы возражать не станете?

Скачко усмехнулся, милостиво кивнул.

– Тогда я стою на этом. До приговора суда никто не может не только назвать Беркутова преступником, но и считать его таковым. И я постараюсь доказать, что Беркутов вообще не преступник, – Гарумов улыбнулся. – Он жертва!