Жан-Франсуа Паро - Убийство в особняке Сен-Флорантен

Он даже не знал, являлась ли эта стена щитом, под прикрытием которого идут в атаку, или, напротив, крепостью, где надобно затвориться и обороняться. Свободный в выборе доспехов и оружия, он был уверен, что сумеет себя защитить и ни одно слово, каким бы губительным воздействием в этот насмешливый век оно ни обладало, не сумеет пробить его броню. Значение для него имело только слово короля, любое его слово, пусть даже случайно или по несчастью сорвавшееся с его уст. Таившееся в глубине души ощущение свободы и независимости наполняло Николя неизъяснимым счастьем и гордостью. Судьба вывела его на сцену, но, исполняя его детскую мечту, оставила ему возможность в любой момент выйти из игры, какими бы жесткими правилами она ни обладала. Он сумел найти свое место в строгих рамках системы, где малейший неверный шаг приводил к утрате заработанной репутации, пятнал доброе имя и разрушал карьеру. От полных ловушек и засад дебрей, служивших пастбищем любителям узурпировать чужие заслуги, комиссар Николя Ле Флок отгородил себя холодной вежливостью, безучастностью и приобретенным опытом.

Полностью отдавшись в руки лакеев, король блаженным взором смотрел на неумолкавшего Морепа. Глядя на министра, Николя сравнивал его с Ноблекуром. Ровесники, во времена регентства оба ходили на балы, устраиваемые в Париже. Но один с тех пор, похоже, так ничему и не научился, в то время как другой вошел в «небольшой круг выдающихся и избранных людей, которые, будучи наделены превосходными и исключительными природными способностями, еще развили их и усовершенствовали с помощью воспитания, науки и искусства, достигнув вершины мудрости» [27] См.: Монтень М. Опыты. Избранные произведения в 3-х томах. Т. 2. Гл. 12. Пер. с фр. — М.: Голос, 1992. С. 184 (примеч. переводчика). . Внезапно пришедшая на ум цитата из Монтеня напомнила ему о часах, которые он, будучи подростком, проводил в библиотеке замка Ранрей. Его первое впечатление о преемнике д'Эгийона соответствовало общему мнению: гладко выбритый, превосходно причесанный и стройный как юноша, Морепа вел себя так, словно размышления были ему противопоказаны.

Стук алебард королевского караула, извещавший о конце церемонии, вернул Николя к действительности, и он поспешил следом за королем: со времени своего первого визита в Версаль он уже много раз проделывал этот путь. Добравшись до своих апартаментов, король обернулся и сделал Николя знак идти за ним и дальше, в его личные покои. В конце маленькой галереи, расположенной над оленьим двориком, виднелся завиток темной винтовой лестницы. Поднявшись, король распахнув широкую дверь, и они вошли в просторную мансарду, где с первых же шагов в нос Николя ударил сильный запах металлических опилок, кожи и пеньки. Из мансарды шел проход в маленький бельведер, откуда можно было любоваться крышами дворца и видами садов и парков. Николя сразу бросились в глаза макеты кораблей, навигационные инструменты и часы — как целые, так и разобранные на части; повсюду, вперемешку с замками и различными механизмами, лежали книги и географические карты, свидетельствовавшие о любознательности хозяина здешних мест. В этом уголке, принадлежавшем лично ему, король отдыхал.

— Вы едете завтра с нами на охоту? — спросил Людовик XVI.

— Я взял с собой в Версаль известные вам ружья.

— Нам это нравится, и нам приятно, что ружья, принадлежавшие нашему деду, теперь в руках одного из самых верных его слуг. Как продвигается расследование в доме герцога де Ла Врийера?

Значит, королю все известно. Впрочем, а как же иначе?

— Картина постепенно вырисовывается.

— Вы хорошо знаете свое дело и добьетесь успеха.

Внезапно комиссару показалось, что король застеснялся, смутился, словно ребенок, которого уличили в совершенной им ошибке. Жестом он пригласил Николя сесть, но тот, поклонившись, остался стоять. Он чувствовал, что королю надо помочь высказаться.

— Вашему величеству известна моя преданность. Что я могу для вас сделать, чтобы доказать ее?

Казалось, его собеседник собирается прыгнуть в воду.

— Сударь, мне надобно помочь выпутаться из одной скверной истории… Время от времени я иду в бельведер и, высунувшись в окно, отстреливаю кошек, ночами кишащих на дворцовых крышах. Они нарушают наш покой…

«Странное времяпрепровождение!» — подумал Николя, немедленно вспомнив о своей любимице Мушетте.

— Увы, — продолжал король, — среди прочих тварей я застрелил и ангорскую кошку госпожи де Морепа! Что вы мне посоветуете?

— Сир, мне кажется, в данном случае лучше сказать правду. Ваш дед выставил из дома пажа, который мучил свою кошку. Однако…

— Что однако? — заинтересовался король.

— Если ваше величество позволит мне выступить от его имени, я готов стать вашим посланцем и отправиться к госпоже де Морепа: я выйду из траншеи и приму на себя первый залп. Не сомневаюсь, она согласится выслушать доводы разума и поймет, что это всего лишь несчастный случай. Король стрелял по голубям, а кошка случайно пробегала мимо…

— Да, все так и было, именно так, — подтвердил Людовик XVI.

Он подтолкнул часовую стрелку, часы издали мелодичный звон, и на лице короля отразилась неподдельная радость. С нескрываемым удовольствием он потер руки и, сменив тему, заговорил плавно и многословно.

— Слышали ли вы, Ранрей, о спорах, ведущихся относительно Северного морского пути? Я с удовольствием читаю труды, присланные мне учеными мужами. Один из моих корреспондентов из швейцарских кантонов называет меня «утешением человечества».

И король смущенно хихикнул.

— Особенно он одобряет мои принципы правосудия, справедливости и гуманности. Кстати, кто из римских императоров носил такое прозвище?

— Тит, сир.

— Совершенно верно. Мне очень хочется отправить отрывки из писем моего швейцарского корреспондента господину де Лагарпу [28] Лагарп (1739–1803), критик. , который в «Меркурии» обрушился с критикой на деяния моих предшественников.

Король раскраснелся, ему явно стало жарко.

— Вы только представьте себе, он ничего не уважает! Этот философ не только нападает на королевское правление, но еще и критикует религию! Если народ станет слушать писак и читать их нечестивые памфлеты, как он сможет сохранить свою исконную веру в Господа и верность королевской власти?

Успокоившись, он постучал пальцами по маленькой книжечке в красном сафьяновом переплете.

— Мой швейцарец уверяет меня, что господин де Бугенвиль, с которым он состоит в переписке, хочет совершить экспедицию к Северному полюсу и в этом сочинении приводит основания для своего замысла.

Вновь сгорбившись и застеснявшись, король подошел к окну, а оттуда направился к потухшему кузнечному горну и принялся раздувать мехи.