Роберт ван Гулик - Убийство по-китайски: Смертоносные гвозди

Последний этап подготовительной работы обычно заключался в составлении точного календаря действия. Я расписывал сутки на утро, день и вечер, намеренно не вставляя ни дат, ни часов, — древние китайцы не знали нашей системы подсчета времени. Календарь нужен мне еще и для того, чтобы самому точно знать, кто из героев когда и где находится.

Завершив всю эту работу — определение основного сюжета, главных героев, времени и места, — я принимался наконец писать. В процессе письма повесть наполнялась разными «мелочами»: подходящая реплика из какой-нибудь древней книги, философское рассуждение, вычитанное в трактате, шутка, тут же подслушанная в чайном домике, — все шло в ход. Иногда персонажи начинали выходить из-под контроля: например, кто-нибудь один так увлекал меня, что я с трудом удерживался от того, чтобы начать заниматься только им одним и приписать ему все приключения, все реплики и всю славу.

Судья Ди

Одна трудность возникла с фигурой судьи Ди: с одной стороны, китайская литературная традиция предполагает судью-сверхчеловека, не знающего ни усталости, ни неуверенности, ни волнения, стоящего как бы над всеми событиями; но с другой стороны, лично мне и, думаю, большинству моих читателей такой образ показался бы малоинтересным. Я попробовал примирить китайскую традицию с интересом современных читателей и совместить в образе судьи «сверхчеловека» и обычного человека. То, что нам кажется недостатками, древние китайцы сочли бы достоинствами: строгое, ортодоксальное конфуцианство, неприятие искусства, поэзии, непоколебимая уверенность в превосходстве всего китайского над всем иностранным, предубеждения против буддизма и даосизма. Судья жесток с подозреваемыми и подсудимыми; сыновние чувства перерастают у него в убеждение, что отец волен делать с детьми, особенно с дочерьми, все что угодно, в том числе и продавать их сводникам. Таким образом, судья предстает в повестях как реальная личность, со своим характером, со своими особенностями.

Каждой повести следовало предпослать пролог, рассказывающий вкратце о последующих событиях. Пролог настраивает читателя на соответствующий лад, как бы приготовляет его к дальнейшему чтению; и кроме того, подлинные древнекитайские повести также часто начинаются с пролога.

Я отошел от традиционной схемы детектива в двух важных моментах: во-первых, в древних детективах было принято раскрывать личность преступника сразу же, на первых страницах, и дальше читатель наслаждался описанием расследования, как наслаждаются созерцанием шахматной партии; во-вторых, число действующих лиц, у меня, как правило, не превышающее двенадцати, обычно бывало более сотни. (Китайцев такое количество отнюдь не смущало — они обладали прекрасной памятью на имена и каким-то шестым чувством, позволявшим не запутаться в семейных связях героев.)

Все ключи, подталкивавшие судью Ди к верному решению, я раскрываю перед читателем; если кто-нибудь вдруг пожелает вооружиться карандашом и бумагой и записывать все, что привлекало внимание судьи, он, несомненно, сам так или иначе придет к разгадке, не дочитывая повесть до конца. Стиль, которым написаны повести, определила китайская традиция, в соответствии с которой повествование должно вестись просто, без изысков, с минимальным количеством описаний и максимальным количеством диалогов. «Скажи многое в немногих словах» — было девизом древнекитайских романистов, и я, как мог, следовал этому девизу.

И, наконец, я бы хотел коснуться одного деликатного момента, а именно места сверхъестественного в повести. Известно, что неотъемлемой принадлежностью древнекитайской литературы были ведьмы, демоны, говорящие животные. Современный же детектив, наоборот, должен быть максимально реалистичным; я решил внести некоторый элемент сверхъестественного в свои повести, оставив при этом открытым вопрос о том, насколько сверхъестественные события объяснимы реальными причинами — пусть каждый читатель решает это для себя. Действительно ли рассказчик, написав письмо брату, встретил этого последнего в своем саду? Или это был просто сон, навеянный долгим копанием в старых книгах? Ответа нет, как нет ответов на многие вопросы, возникающие в нашей жизни. Может быть, и к лучшему, что их нет.