Клод Изнер - Тайна квартала Анфан-Руж

— Патрон! Что там такое? — окликнул его Жозеф.

— Нечто ужасное, мой мальчик! — отозвалась Эфросинья.

— Перестаньте причитать, мадам Пиньо.

Виктор быстро обошел квартиру. Окна в ванной комнате и на кухне зарешечены, так что через них вор никак не мог проникнуть.

Виктор прошел до конца коридора: дверь заперта на два оборота, значит, остаются окна в других комнатах. Ставни везде закрыты. Он вернулся в магазин, подергал задвижку и пружинную защелку.

Эфросинья постепенно пришла в себя.

— Итак, мы стали жертвами ограбления, — объявил Виктор, — но на первый взгляд следов взлома нет.

Жозеф ринулся на верхний этаж и тотчас вернулся.

— Патрон, окно в вашей столовой, оно…

— Это я открыл жалюзи, а то ничего не было видно.

— Что ж… Но как им удалось забраться внутрь?

— Нетрудно догадаться, — мрачно произнесла Эфросинья, показывая на входную дверь. — У вас ключи с собой?

Виктор погремел в кармане связкой ключей. Жозеф произнес:

— Разумеется, с собой, ведь я сам каждое утро открываю магазин.

— Я-то тут точно не при чем, ведь мне ключи от магазина никто не доверяет, — холодно заметила Эфросинья.

— Что будем делать, патрон?

— Проверим подвал. Я позвоню в полицию, потом попробую прикинуть, что было украдено.

Когда молодые люди ушли, Эфросинья проворчала:

— Вот что значит отправить меня на черную лестницу вместо того, чтобы оказать немного доверия: здесь теперь разгуливает кто хочет!

Рауль Перо, с трудом оторвавшись от витрины кондитерской «Дебав и Галлэ», [25] Debauve & Gallais — французские кондитерские: Сюльпис Дебав (1757–1836) — французский химик, создатель рецепта шоколада; Антуан Галлэ — его племянник и продолжатель дела. оглядел улицу Сен-Пер. В своем поношенном костюме и потертой обуви он старался выглядеть благопристойно. В этом унылом человеке с роскошными усами жила тайная страсть к поэзии, особенно — к верлибру, он восхищался творчеством Жюля Лафорга Марии Крисиньской [26] Лафорг Жюль (1860–1887) — французский поэт, один из первых декадентов; Мария Крысиньская (1857–1908) — французская поэтесса и пианистка польского происхождения, внесла существенный вклад в развитие авангардизма 1880-х годов и верлибра. и других поэтов-декадентов. При этом Перо любил свою работу — несмотря на небольшие заработки, он считал, что способствует облегчению предсмертных мук умирающего столетия.

Порыв ветра ударил Перо в спину, и он поспешно толкнул дверь книжной лавки «Эльзевир». Посреди зала царственно сидела на стуле дородная круглолицая женщина. Рауль Перо приподнял шляпу и слегка поклонился.

— Инспектор Перо, к вашим услугам. Вас ограбили?

Женщина кивком указала на молодого человека, который спускался по лестнице.

— Виктор Легри, владелец лавки, — представился тот. — Это я звонил в полицию. Мы…

— Прошу прощения, — перебил инспектор, касаясь шляпы двумя пальцами, — в моем кармане едет тайный пассажир, и ему нужен глоток воздуха. — На глазах у изумленных зрителей он вытащил из кармана черепашку. — Это Нанетта, мой талисман. Несчастное создание упало с тележки вместе с четырьмя своими сестрами, мы подобрали их и теперь подыскиваем им хозяев. Иногда устраиваем им гонки с препятствиями во дворе полицейского участка, а лист салата служит призом победителю. Нанетта — наша чемпионка. Благодаря ей я выиграл у коллег сто су!

— Что ж, тогда мне понятно, почему вы никак не поймаете негодяя, распихивающего динамит, куда ему вздумается, — съязвила Эфросинья.

— Итак, здесь кто-то побывал, — вернулся к делу инспектор, пропуская мимо ушей намек на Равашоля. — Следы взлома есть?

— Никаких. И это самое странное! — воскликнул светловолосый молодой человек, внезапно появившийся из глубины магазина.

— Жозеф Пиньо, наш служащий, — представил его Виктор. — Мы проверили все замки. Взлома не было… И никаких следов лома или отмычки… Скорее всего, грабитель изготовил копии ключей.

— Я же говорила! — торжествующе воскликнула Эфрросинья. — Мальчик мой, когда ты остаешься в лавке один, а клиентов целая толпа — ведь так бывает часто, не правда ли, — где ты держишь ключи?

— В кармане куртки, а куртка висит в шкафу, запертом на ключ, и замок в нем целехонек! Уж тебе ли не знать.

— Не смей разговаривать с матерью в таком тоне!

— Давайте все успокоимся, — произнес инспектор, поглаживая черепашку по панцирю. — Итак, у кого из вас есть ключи?

— У моего служащего, у меня самого и еще у двоих людей, которые отсутствуют вот уже неделю, — ответил Виктор.

— Может, вор сделал копию, залив замочную скважину воском или мастикой? — предположил Жозеф.

— Месье, когда вы слышите подобные россказни, не верьте им. В данном случае кто-то из вас недосмотрел за ключами. Вы уверены, что никому не давали их хотя бы на пару минут?

— Я уверен. А вы, Жозеф?

— Разумеется, — проворчал юноша. И вдруг вспомнил инцидент, который произошел накануне. Та женщина, которая растянулась на тротуаре… ей, казалось, было совсем не больно. А если… Но он отбросил эту мысль и прикинулся простачком. — А почему вы спрашиваете об этом, господин инспектор?

— Потому что достаточно приложить ключ к кусочку воска с одной, а потом с другой стороны, чтобы получить слепок, по которому потом несложно изготовить ключ. Это можно сделать очень быстро и незаметно. Так что на вашем месте, месье Легри, я сменил бы замки. Вы составили список украденного?

— У нас столько книг, что невозможно сразу определить, чего не хватает. На первый взгляд все на месте, но квартира моего компаньона в полном беспорядке. Он приезжает сегодня вечером.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— Нет.

— Хорошо. Вернемся к этому вопросу, когда вы предоставите нам список похищенного. Домушники редко бывают библиофилами и, раз вы говорите, что все книги на месте…

— Я в этом уверен, господин инспектор, у меня чутье! — воскликнул Жозеф, радуясь, что грабитель пощадил его владения.

— Я вам завидую, — пробормотал инспектор Перо.

— Что? Вы бы предпочли, чтобы нас обчистили? — возмутилась Эфросинья.

— Эти книги, их сотни… Видите ли, у меня скромная библиотека, но я сочиняю стихи под псевдонимом, их иногда публикуют в газетах.

— Как, вы тоже пишете?! — изумился Жозеф.

— Да, мой юный друг, и питаю надежду в один прекрасный день оставить службу в полиции и зарабатывать на жизнь пером. Увы, я не рассчитываю на милость Всевышнего, ибо, как заметил один литератор, «Он пропитания птенцам ниспосылает и от щедрот своих всем тварям уделяет». [27] Жан Расин. «Гофолия». (Пер. Ю. Корнеева). Алле-оп, мадемуазель Нанетта, полезай-ка обратно в карман. Тебе повезло больше всех.

— Вы тысячу раз правы. Жизнь поэта и художника полна лишений, — согласился Жозеф.