Ольга Крючкова - Роза Версаля

– Истинно так, господин следователь, – услужливо подтвердил Макар.

«Стало быть, Амалия – француженка, а Василий Глызин, будучи хорунжим, привёз бриллиант из Франции… Военный трофей? Но трофеи, как известно, никто не презентует, их, скорее, присваивают силой на правах победителя».

После дворецкого в кабинет вошла горничная Прасковья. Та сразу же начала с «неподобающего поведения» мадемуазель Амалии.

– Уж больно мнит о себе высоко! А сама-то тоже, поди, барам нашим прислуживает! Только никак всё забыть не может, что происходит из знатного французского роду. Держится, словно столбовая дворянка! И правильно её наша барыня за волосы оттаскала!

– Да ну? И за что же такая немилость? – оживился Полянский.

– Так Анастасия Николаевна думала, что Амалия – полюбовница мужа её, то есть барина нашего. Вона как! – важно пояснила всезнающая Прасковья.

– А на самом деле?

Горничная пожала плечами:

– Да бес её знает. Куды-то всё бегает по вечерам… Пару раз даже ночевать не приходила, и Полину барыне самой спать пришлось укладывать… Ох, неспроста это всё, господин следователь!

– Точно, неспроста… – покладисто согласился тот.

После горничной настала очередь мадемуазель Амалии. Француженка спокойно и уверенно вошла в кабинет и села напротив Полянского.

– Добрый день, сударь, – сказала молодая женщина мелодичным голоском с лёгким приятным акцентом.

Полянский замер: «Бог мой! До чего же знакомый акцент! Неужели баронесса фон Штейн заделалась на сей раз гувернанткой? Или я схожу с ума?»

– Сударыня, давно ли вы служите в доме Глызиных?

– С прошлого лета.

«Служить гувернанткой и успевать поворачивать такие афёры? Нет, нет… Это, увы, невозможно… Однако проверить всё равно надо».

– Сударыня, поймите меня правильно, но я хотел бы подробнее узнать о вашем происхождении.

Француженка удивлённо приподняла правую бровь.

– Я происхожу из известного французского рода де Сон, моя матушка – урождённая де Морней Плесси. Увы, война разорила наше семейство. Отец умер, замок постепенно пришёл в упадок и пошёл с молотка. Я же от безвыходности отправилась в Россию…

– Так, так… – Полянский обмакнул перо в чернильницу и что-то записал на листке бумаги. – Простите, ещё один щекотливый вопрос: в каких отношениях вы, мадемуазель, состоите с Василием Глызиным?

Девушка передёрнула плечиком:

– О! Так бы сразу и спросили: любовники мы или нет? Отвечаю вам решительно: НЕТ!!! Хотя и подозреваю, что хозяин питает ко мне некоторый интерес. Но, поверьте, он никогда не переступал границ приличия.

– Вы прекрасно владеете русским языком, – заметил Полянский.

– Благодарю. Во-первых, я уже два года в России, а во-вторых, у меня врождённая способность к языкам. Помимо русского я свободно владею также английским, итальянским и немецким.

– А что, сударыня, вы думаете об исчезновении господина Глызина?

– Смею предположить, что это из-за бриллианта, о котором благодаря той злополучной статье стало известно всей Москве…

Истопник Фрол – он же, в случае необходимости, и кучер Анастасии Николаевны, – стоял перед Полянским, переминаясь с ноги на ногу и комкая в руках шапку.

– В ногах правды нет, голубчик. Присаживайся, – поручик указал на стул.

– Премного благодарен, ваше благородие…

– Скажи-ка мне, любезный, какие ты в доме исполняешь обязанности?

– Так енто… Истопник я… А коли надоть, то и хозяйку сопровождаю, ейной эгоисткой правлю…

– Так, так… И куда же ты обычно сопровождаешь Анастасию Николаевну?

– По пассажам она ездить дюже любит да в салуны там всякие…

– А ещё куда? – наседал Полянский.

Фрол почесал затылок:

– Ну… На Бахметьевку не раз сопровождал…

«Значит, к Илье Глызину ездила… Одна…» – сообразил поручик.

– И подолгу барыня бывала там, в Бахметьевском?

Истопник-кучер снова почесал затылок:

– Да по-разному, ваше благородие…

– А барина ты не возил?

– Не! То дело не моё – Фёдора…

– А кто таков у нас Фёдор? Хозяйский кучер? – уточнил Полянский.

– Он самый… Тока он енто… Словом, пропал Фёдор вместях с барином…

Фрол ушёл. Полянский остался в кабинете один.

«Запутанное дело. Ох, запутанное… Голова кругом идёт. А за француженкой надо бы филёра приставить. Пусть проследит, куда она бегает. Действительно ли к кавалеру? Или замышляет чего недоброе?»

Дверь кабинета тихонько отворилась.

– Входите… Кто там ещё? – устало поинтересовался Полянский.

– Да кухарка я, Глаша…

Полянский встрепенулся:

– Господи! Глаша! Ты ли это?!

У кухарки от удивления глаза тоже округлились:

– Алексей Фёдорович? Матерь Божья! Так вы что, в жандармах таперича?

– Как видишь. Служу…

– Вижу, вижу, – закивала кухарка, без приглашения присаживаясь к столу. – Ох, а до чего же вам мундир к лицу! Какой вы, право, красавец стали!

Полянский рассмеялся:

– Вот, значит, где ты кухаришь?! У Глызиных!

– Да, сударь. А что ж мне оставалося-то?

– Да ладно, я не в обиде. Всё понимаю… Ты лучше скажи мне по старой памяти, что думаешь об исчезновении своего хозяина?

Глаша, не задумываясь, выпалила:

– Ничего не думаю. Одно только скажу: так ему и надоть! Уж больно вредный мужик! Сколько раз барыню до слёз доводил… А недавно аж по лицу нахлестал.

– Так, так… Значит, супруги Глызины промеж собой не ладили?

Глаша оглянулась на дверь и перешла на шёпот:

– Не то слово, Алексей Фёдорович. Спят по разным комнатам, и слуги говорят, что давно уж… Мало того, хозяйка-то наша ещё и полюбовника на стороне имеет…

– А тебе-то откуда про то ведомо?

– Про полюбовника-то? – переспросила Глаша и усмехнулась. – Только не говорите никому…

– Не скажу, честное благородное слово даю.

Глаша кивнула и слегка подалась вперёд, снова перейдя на шёпот:

– Замуж я собралась за Фрола. Он истопником здесь служит. Ну, а когда надоть, то и экипажем барыни правит. Но то редко бывает – чаще она сама с эгоисткой справляется… Так вот Фрол-то мне и сказывал, что на Бахметьевке, куда Настасья Николаевна кататься повадилася, живёт Илья Иванович Глызин. И барыня наша у него целыми вечерами порой пропадает! Вот таперича и подумайте, Алексей Фёдорович, чем они там вместях занимаются-то?!

– Так, так… А Василий Иванович знал о их связи, как думаешь?

Глаша задумалась:

– Думаю, да. Ругалися уж больно в последнее время. А Илья Иванович приезжал намедни, половину бриллианта у хозяина требовал…

Полянский удивлённо приподнял брови:

– Это ты тоже от Фрола прознала?

– Не-е… – протянула кухарка. – Прасковья, горничная, да вы, небось, говорили уж с ней, частенько рассказывает про здешнее житьё-бытьё… Сама-то я всё больше на кухне, а чаво там услышишь?