Ольга Крючкова - Роза Версаля

– М-да…

Полянского несколько поразила осведомлённость здешней прислуги. А в особенности тот факт, что Глызин-младший требовал раздела бриллианта.

Алексей Фёдорович покинул Пречистенку поздно вечером. Уже по дороге домой он начал анализировать показания прислуги.

«Зацепка первая: мадемуазель Амалия – тёмная личность. Она, несомненно, француженка. Бриллиант тоже привезён из Франции, но почти пятнадцать лет назад. Сколько же ей тогда было? Лет семь? Восемь? Да, пожалуй, совсем ещё ребёнок. Мог ли Глызин украсть бриллиант? Нет, не мог… Дворецкий сказал, что шкатулка разбилась от удара, и камень выпал из неё случайно. А самое интересное, что Илья Глызин, оказывается, требовал от брата раздела бриллианта! Что это означает? Только одно: братья Глызины не подозревали о тайнике внутри шкатулки, пока она не разбилась. Из всего этого следует, что Амалия могла узнать о бриллианте тогда же, когда и все остальные слуги, то бишь недавно… Могла ли она с сообщником организовать похищение Василия Глызина? Могла, почему бы и нет?! С какой целью? Завладеть бриллиантом. Как? Выпытать, например, шифр…»

Заехав в участок и отправив к дому Глызиных филёров, поручик вернулся к своим размышлениям.

«Зацепка вторая: Илья Глызин – любовник Анастасии Николаевны. Может, он и помог брату исчезнуть? Не исключено. Повод? Ревность, соперничество, давняя обида, нежелание брата делить камень. Да, похоже, именно Илья и сочинил историю про мадам Помпадур, после чего поведал её газетчикам. Зачем? Дабы насолить старшему брату… А если бриллиант сейчас действительно находится в банке? Разве можно получить его без Василия Глызина? Надо будет завтра съездить к Петровскому, проконсультироваться…»

Василий с трудом поднялся в экипаж баронессы.

– Ах, Матильдушка, душа моя! Кабы не ты, помер бы в крестьянской телеге…

– Слава Богу, всё обошлось. Поезжай…

– Улажу все дела – приеду. Через недельку примерно. Ждать будешь? – заискивающе поинтересовался купец.

Баронесса улыбнулась:

– Конечно…

– Трогай! – приказал Василий Иванович кучеру.

Примерно через час экипаж баронессы фон Штейн, в коем купец расположился на мягких подушках, ибо всё тело ныло ещё от побоев, повернул на Пречистенку.

Глызин выглянул из экипажа:

– Наконец-то дома… Ух, что сделаю теперь с Настасьей! Придушу змеюку! А потом и братца пристрелю!

Экипаж остановился у знакомых ворот. Из привратницкой вышел Фрол.

– Фрол! – крикнул Василий Иванович. – Открывай!

Истопник-кучер оторопел.

– Хозяин?! Живой?! Матерь Божья! – он стремглав кинулся открывать ворота.

– Помоги спуститься, – с тяжёлой одышкой приказал купец.

– Енто мы мигом! – засуетился Фрол.

Когда Василий Иванович Глызин появился в парадной, дворецкий тоже чуть не лишился дара речи.

– В-Василий Иванович… Вы? – пролепетал он.

– А что, не рассчитывали боле меня увидеть?! – злобно рыкнул купец.

У Макара подкосились ноги:

– Дык это… ну, дык пропали ж вы… Жандарм вон даже приходил вчерась…

– Жандарм, говоришь?! Это хорошо! Всех вас на каторгу отправлю!

Анастасия Николаевна, заслышав шум подъехавшего экипажа, поспешила с бельэтажа[24] вниз, в прихожую.

– Что случилось, Макар? Отчего… – купчиха осеклась на полуслове.

Перед ней стоял Василий. Вид его был ужасен: лицо заплыло от побоев, изменившись почти до неузнаваемости.

Глызина затрясло от гнева, и он обрушил на жену всевозможные оскорбления:

– Змея! Паскуда! Шлюха! Курва!

У Анастасии Николаевны перехватило дыхание, голова закружилась. Оступившись на предпоследней ступеньке, она упала, как подкошенная.

– Ага!!! – возликовал Глызин и, неуклюже ковыляя, бросился к жене с явным намерением задушить её.

– Опомнитесь! Василий Иванович! – вскричал дворецкий. – Что вы делаете?

– Избавлю же мир от ядовитой змеи! – торжественно провозгласил Василий Иванович, наступив на горло жены.

Дворецкий, не выдержав сей душераздирающей сцены, подбежал к хозяину, схватил его подмышки и потащил прочь от Анастасии Николаевны, лежавшей на полу в бессознательном состоянии.

– Пусти меня! – вырывался купец. – Убью!

На крики барина сбежалась вся прислуга. Горничная Прасковья перекрестилась:

– Дождалися… Таперича всех уморит…

Алексей Фёдорович принимал отчёт филёра, приставленного им накануне следить за мадемуазель Амалией. Филёр обстоятельно доложил, как вчера вечером особа сия покинула дом купца Глызина, взяла извозчика и направилась в ближайшую гостиницу. По словам филёра, гостиница была препаршивейшая. Но, что самое интересное, гувернантка действительно встречалась там с овдовевшим купцом Артамоновым-младшим, ибо тот, не скрываясь, зарегистрировался в книге постояльцев под собственным именем.

Полянский, слушая доклад, выстукивал пальцами по поверхности стола ритмичную дробь.

– Так, так… Значит, французская ниточка рвётся… А жаль, – разочарованно вздохнул поручик. – Ступай, голубчик… Благодарю за службу…

Не успел филёр выйти из кабинета следователя, как в дверь буквально вихрем влетел его коллега по ремеслу.

– У тебя что? – поинтересовался Полянский, выжидающе воззрившись на второго филёра. – Никак, новости есть?

– Точно так-с, господин следователь! – отрапортовал филёр.

– Так не медли, докладывай!

– Купец пропавший объявился. Избитый весь, лицо – сплошное месиво, – выпалил тот на одном дыхании.

– Василий Глызин? – переспросил Полянский. – Ничего не путаешь?

– Никак нет-с! – филёр вытянулся перед начальником по струнке.

– Хорошо, хвалю… Ступай…

Алексей Фёдорович тотчас отправил своих людей в Бахметьевский переулок, а сам сел в казённый экипаж и покатил на Пречистенку.

Не успел чиновник по следственным делам войти в дом Глызиных, как с бельэтажа спустилась уже пришедшая в себя Анастасия Николаевна.

– Ах, сударь! Я отчего-то знала, что вы непременно придёте! Умоляю, защитите меня от мужа! Он совершенно обезумел! Чуть не задушил меня на глазах у всей прислуги!

– Не волнуйтесь, сударыня. Я здесь именно затем, чтобы во всём разобраться.

– Да, да… Благодарю вас… Но я опасаюсь ещё и за Илью Ивановича. Мой муж… Ах… – женщина не выдержала и разрыдалась.

– Успокойтесь, сударыня! С господином Глызиным-младшим ничего не случится, уверяю вас. Мои люди уже охраняют его.

Анастасия Николаевна поразилась оперативности жандарма:

– Как? Уже?..

– Ток точно-с… Но сейчас я хотел бы видеть Василия Ивановича.

– Он в своём кабинете. Прошу прощения, но провожать вас к нему не стану…

– Не извольте беспокоиться, я помню дорогу, – сказал Полянский, снимая шинель и фуражку.