Николай Свечин - Завещание Аввакума

Они пересекли заросший повиликой двор и стали перед дверью в гостевые кельи. Алексей осторожно потрогал ее и кивнул головой, мол, справлюсь. Буффало выставил три пальца: раз! два! три! Лыков собрался как пружина и ринулся вперед. Снес дверь, будто картонную, они с Буффало ворвались в сени и из них — в сумеречную горницу.

На шум из угла, с лежанки вскочили два рослых заспанных парня, но сделать ничего не успели. Алексей схватил их за глотки, поднял на пару вершков над полом, как котят, и крепко стукнул головами. Парни, не сумев даже толком проснуться, обмякли, Лыков бросил их в угол и повернулся к третьему хлысту, который стоял без движения. Ага! Игнат собственной персоной, понял он сразу, а стоит недвижим потому, что Буффало нацелил ему в лоб свой «ремингтон». И только ждет повода, чтобы выстрелить…

Алексей сжал кулаки и сделал шаг к хлысту:

— Я — Лыков. Слышал?

Поберуйко молча кивнул.

— Это ты, мразь, на Павла Афанасьевича веревку запасал?

Интонация у Алексея была как бы небрежная, но Игната передернуло. Вдруг Лыков увидел, что Поберуйко смотрит ему поверх плеча. Мгновенно Буффало чуть повел кистью и выстрелил; за спиной Лыкова раздался крик и грохот упавшего железа. Игнат сделал молниеносный выпад — бил рогожца ножом в живот, но лезвие ударило в панцирь и сломалось. Больше он ничего не успел: Алексей без замаха ударил его в переносицу, пробил выставленные в защиту руки, и Поберуйко, отлетев к стене, гулко ударился об нее затылком и сполз на пол.

За спиной Лыкова кто-то застонал. Он обернулся — в проеме двери, ведущей в соседнюю комнату, корчился на полу старикашка с удивительно злыми глазами. Он зажимал простреленную руку, а рядом валялась поставленная на боевой взвод винтовка Карле, хорошо знакомая Лыкову по Кавказу. Свистунов! Хотел, гад, ему в спину выстрелить, да разве Буффало опередишь…

Стоять между тем было некогда: на улице послышались голоса и топот многих ног.

— Быстро! — Алексей толкнул Буффало в свистуновскую комнату, за шиворот втащил туда старикашку, запихнул винтовку и запер дверь изнутри на засов. И вовремя: через несколько секунд ее начали сильно трясти, снаружи послышались взволнованные голоса:

— Отец! Отец родной, ты там? Ты жив? Подай голос!

Дверь ходила ходуном, в нее ломилось несколько крепких мужиков, судя по голосам, четверо или пятеро. Долго они с Буффало так не просидят, надо что-то придумывать.

За дверью приглушенно совещались, потом тот же голос сказал:

— Эй вы там, ироды! Отдайте нам отца по-хорошему, хоть умрете спокойно. А то ведь шкуру с живых снимем! Вот те крест, дверь щас вышибем и на ремни вас резать зачнем!

Буффало внушительно, с расстановкой ответил:

— Ты бы, сынок, там не петушился. Я сейчас с папашей твоим по-быстрому закончу и к тебе выйду. Тогда уж кто не спрятался — я не виноват!

За дверью озадаченно замолчали. Рогожец кивнул Лыкову на единственное окно — смотри в оба — а сам подсел к лежащему в углу Свистунову. Вынул из сапога нож, помахал им перед носом хлыстовского «христа» и сказал нехорошим голосом:

— Знаешь, старый хрен Свистулькин, как индейцы племени апачей снимают волосья с башки? Нет? Я тебя сейчас научу. Вот смотри…

Свистунов завизжал и стал в страхе отползать от Буффало, но вскоре уперся в стену.

— Это изуверство, вы не посмеете! Лыков, вы же из полиции, остановите его, это противозаконно! Я вам сдаюсь, арестуйте меня!

— Где рукопись? — наступал на хлыста Буффало с таким страшным лицом, что Алексей отвернулся. И вовремя: за окном послышался тихий шорох. Лыков взвел бесшумно курок и навел «смит-вессон» на окно. За стеклом показалось напряженное лицо и ствол ружья. Алексей выстрелил прямо в лоб, раздался крик и стук упавшего тела. За дверью снова стихло, потом удары усилились, видимо, притащили лом. Свистунов сразу приободрился. Дверь затрещала, засов начал выгибаться.

— Сейчас еще и мужики прибегут, — радостно сообщил «христос», — вас на жаркое настругают, дураков. У меня тут целая армия!

Словно в ответ на это, с шоссе донесся грохот множества копыт.

— Во, казачки появились, точно по расписанию, — одобрительно сказал Буффало. — Сейчас они твою армию знаешь куда заделают? Павел Афанасьевич все продумал. Так где рукопись, козлина юродивая?

И он, схватив упирающегося Свистунова за шею, пригнул ему голову к полу и слегка царапнул ножом за ухом.

— Вот здесь положено делать первый надрез. «Скалп» называется. Меня сам вождь учил, в теории я владею, пора попрактиковаться… Где рукопись?

— Лыков! Лыков, спасите! Отдаюсь в руки правосудия!

Крик «христа» заставил его охранников усилить напор, дверь затрещала и с лязгом слетела с петель. Несколько человек рванулись в свистуновскую каморку, но Буффало с колена, как всегда, не целясь, разрядил в них оба барабана; Лыков тоже стрелял, почти не видя из-за дыма, куда попадает. Слышались крики, стоны, топот, мелькали и падали какие-то тени.

Вдруг все стихло, только звенели выброшенные экстрактором гильзы да в двери, невидимый за дымом, кто-то выл. Лыков отбросил пустой револьвер и выпрыгнул, как тогда у Гаммеля, по телам наружу, готовый перебить всех уцелевших голыми руками. Но уцелевших не было. Всюду на полу лежали люди в сером, кто-то со стоном выползал в сени, оставляя за собой кровавый след, с улицы слышался удаляющийся топот. Драться было не с кем.

Алексей выскочил на улицу и увидел, как трое оренбургских казаков, предводительствуемые Благово, гонят ему навстречу, в монастырский двор, двух «серых», свистуновских телохранителей. Казаки прикладами повалили их на землю, встали рядом с карабинами наперевес. Благово кинулся к Лыкову, хотел обнять, постеснялся посторонних и только крепко пожал руку.

— А где Федор Иванович?

Тут же, словно дожидался, внутри хлопнул выстрел.

— Федор! — выкрикнули хором оба сыщика и, мешая друг другу, бросились в гостевые кельи. Какая-то фигура, скорчившись, осторожно выходила из свистуновской горницы. Алексей узнал крутые плечи Буффало, осторожно тронул его за рукав:

— Ты ранен? Кто стрелял?

Буффало со стоном разогнулся, потер спину, сердито выдохнул:

— Чертов радикулит! На память о Додж-сити оставил, растуды его в качель…

Алексей и Павел Афанасьевич недоуменно и настороженно смотрели на него.

— Федор Иваныч, ты не ранен? Мы слышали выстрел…

— Пойдемте быстрей на улицу, надоело мне на покойников смотреть, — вместо ответа сказал Буффало и вышел на монастырский двор. — Как тут хорошо-то… Выстрел был, но я не ранен. Это Свистунов застрелился.

— Как застрелился? Из чего?

— Из пальца, — коротко ответил Буффало и пошел к воротам. — Эх, рыбку бы здесь половить, да Арсений Иванович не даст. Да и вообще, домой пора…