Светлана Гончаренко - Уйти красиво и с деньгами

Игнатий Феликсович снова приложился к своей фляжке. Его щеки горячо разрумянились. Он стал походить на красавчиков с рекламных картинок, какие доставались Матреше в кондитерской, когда перед Пасхой она набирала для Анны Терентьевны четыре дюжины шоколадных яиц. Может ли быть шоколадный красавец чудовищем с ножом и револьвером?

Чудовище сладко улыбнулось:

– Хорошо, Бетти, сразу со всем и покончим: с твоим неудавшимся любовником, с моими – нет, теперь нашими с тобой! – семейными тайнами, а также с твоими неумными капризами. Управимся в полчаса и добьем последние иллюзии. Итак, юный блондин явился ко мне на квартиру в восьмом часу вечера и принялся пугать полицией. Курам на смех!

– Разве вы ничего плохого не делали?

– Делал, не делал – какая разница? Главное, доказать ничего нельзя. Боже, что он нес! Якобы я был женат на Зосе Пшежецкой и жил ее позором. Я же основал и разорил общество на паях «Виктория». Я же сколотил шайку убийц, которая грабила ювелирные магазины.

– Это все неправда?

Игнатий Феликсович скрипнул стулом, закинул ногу на ногу, улыбнулся самодовольно, но невесело:

– Правда, детка. Этот щенок не так глуп, как казался с первого взгляда. Он все-таки догадался. Но и ты ему помогла, о чем, наверное, будешь жалеть. Ведь никто в городе не знает, что твой отец проворовался…

– Не смейте говорить так! – вспыхнула Лиза. – Папа был обманут!

– Он вор, – спокойно повторил Пианович. – По глупости, но вор! Я вдохновил его на растрату, потому что не мог получить тебя иначе. Все вышло наилучшим образом, но у Павла оказалось слабое сердце. Он дышит на ладан. Вот мы и открыли список твоих жертв.

– Это вы погубили папу!

– Я? А не его балованная дочка, которая вознамерилась отдаться первому встречному? Будь ты скромней, я бы ждал, ухаживал и добился бы твоей руки проверенным дедовским способом. Но мне пришлось спешить и разделаться с «Викторией».

– Так это ваших рук дело?

– Конечно. С начала и до конца. Не слишком оригинальная, но проверенная затея. Кстати, твой несчастный воздыхатель нашел газетку пятилетней давности. В ней расписан крах сахароторговой компании в Елисаветграде, которую возглавлял господин Пактоль, бельгиец. Он показался твоему дружку похожим на директора нашей «Виктории». Пактоль скрылся с денежками и назывался Богданом Афанасьевичем Белоножко, пока не стал Харрисоном. Но черта с два этот сопливый сыщик сообразил бы, что к чему, если б в елисаветградском деле не мелькнула фамилия Генсерского!

Лиза уже боялась задавать вопросы. Пианович говорил сам:

– Мы вместе навек, и ты все теперь должна знать. Вы, кажется, играли в сыщиков, и вам было весело? Вы ворошили старые газеты и бегали на кладбище? Вы разглядывали парики и нелепые тряпки, которые старая дура Антония раздала бедным после смерти дочери? Да, Зося надевала все это и ездила по ювелирным магазинам. Еще она разоряла богатых глупцов и платила мне. Это она подговорила Морохина обокрасть свой банк и поджечь дом, а уж мои приятели сделали так, чтобы Морохин замолчал навеки. Были еще лихие молодцы, которые брали магазины. Да, я все это придумал, я очень богат. Я не могу заставить тебя влюбиться, но чуть-чуть бояться ты теперь будешь, не так ли? Все будет хорошо, моя девочка!

Лиза слушала Пиановича, почти не дыша. Слишком много нового, страшного, невероятного! Ей иногда казалось, что Игнатий Феликсович ее дразнит, разыгрывает – ведь он известный шутник! И лицо у него было, когда он рассказывал, веселое и нехорошо румяное.

– Невозможно, – наконец выдохнула Лиза.

– Чего тут невозможного? – подмигнул Игнатий Феликсович. – Всякое на свете может случиться.

– Неужели все так и было?

– До последней точки.

– Да, я теперь понимаю… Это вас боялся кладбищенский сторож: он знал, в склепе собираются воры, а вас считал дьяволом, потому что у вас на кольце нарисован черт.

Игнатий Феликсович глянул на свой перстень с кровавой яшмой и удивленно поднял брови:

– Какой черт? Совершенно невинные разводы на камне. Хотя я считаю, похоже на скорпиона. Скорпион – мой знак.

Лиза перебила его:

– Когда Натансона убили, я вдруг подумала, что была той самой дамой… Не хотелось верить! Но вы и есть тот бриллиантовый король, о котором твердил Чумилка.

Игнатий Феликсович состроил удивленную гримасу:

– Кто-кто? Что за король? Какой Чумилка?.. А, кажется, понял! Милая Бетти наслушалась глупых юных сыщиков, которые любят пышные фразы и безвкусные титулы. Ну что ж, так и быть, в каком-то смысле я король. Тогда ты – королева! Бриллиантовая Бетти – неплохое название для бульварной книжки. Хочешь, я буду тебя так звать? Бриллиантовая моя! Нет, вульгарно: так выражаются цыганки. Но ты в самом деле драгоценность. К тому же бриллианты очень идут твоей холодноватой красоте.

Его краснощекое лицо улыбалось. Лиза медленно прошла вдоль стены и прижалась к книжному шкафу. Этот угол казался ей более надежным.

– Как вы не понимаете, – прошептала она из своего жалкого укрытия, – что теперь, когда я знаю, что вы вор и убийца, я ни за что не позволю вам даже приблизиться ко мне. Я лучше умру! Я голову разобью о стену!

– Не шали, Бетти! – Он снова показал ей револьвер и сжал рукоятку с жестокой лаской.

– Значит, если я не послушаюсь вас, вы способны меня убить? – спросила Лиза.

Игнатий Феликсович откинул голову назад, так, что между белоснежным воротничком и густым ворсом черной стриженой бороды мелькнула голубая полоска бритой шеи. Именно такую позу принимал Пианович, когда собирался петь или декламировать. Вот и теперь, взмахивая в такт револьвером, он проговорил грудным и страстным голосом:

– Эту строчку я забыл, пардон, – пояснил он, поправив дулом револьвера четко выстриженный ус. – Но дальше помню!

– Господи, да вы меня задушите, как Зоею! – прошептала Лиза, приникая к шкафу.

– Не глупи, Бетти, – сказал Игнатий Феликсович.

Он опустил голову, но револьвера не бросил.

– Не убью я тебя, не бойся, – успокоил он. – Самое большее – заткну рот носовым платком, чтоб ты не вздумала кричать, когда я тебя спущу в окно. Живи! Ты моя мечта. Ты слишком прекрасна, в конце концов.

– Зося тоже была прекрасна, но вы ее убили, – напомнила Лиза.

– Я Зоею не убивал. Что я, маниак какой-то? Ее задушил Адам. Делает он это быстро, с толком и с неким не вполне здоровым удовольствием. Почему-то он недолюбливает женщин, хотя жить без них не может. Да бог с ним!

– Он задушил Зоею для вас!