Майкл Грегорио - Критика криминального разума

— А теперь послушай меня, парень, — начал я сурово.

— Пожалуйста, сударь! — настойчиво прошептал он. — Погромче, или мне придется несладко.

Я откинулся назад в полной растерянности. Затем голосом, явно предназначенным для того, чтобы разбудить мертвых, я провозгласил так, словно обращался ко всем присутствующим:

— Принеси мне другое перо, парень. И побыстрее! Это сломалось, и я не могу закончить письмо.

Морик вытянулся по стойке «смирно».

— Будет сделано, сударь! — прокричал он и тут же исчез.

Оставшись один, я пристальнее взглянул на людей, сидевших неподалеку от меня. Все они курили длинные глиняные трубки, потягивали пиво из больших stein [8] Пивная кружка (нем.). и казались самим воплощением респектабельности.

Из кухни вышла хозяйка, торопливо подошла к моему столу, но без обещанного ужина.

— Все в порядке, герр Стиффениис? — спросила она улыбаясь. — Наш Морик снова вас беспокоил?

— Мне понадобилось перо, — ответил я, — и парень пошел за ним.

— Вам следовало бы попросить меня, сударь, — произнесла хозяйка, проводя тыльной стороной ладони по лицу. Мне показалось, что, услышав мое объяснение, она почувствовала некоторое облегчение. — Он доставляет нам столько хлопот! Ему нельзя ничего доверить! Пожалуйста, сообщайте мне обо всех его проделках, сударь.

— Непременно, — заверил я ее.

— Ну что ж, в таком случае я пойду на кухню, — сказала фрау Тотц и удалилась, молча кивнув мужчинам, сидевшим за соседним столом.

Я отложил письмо в сторону, так как мое внимание теперь было полностью поглощено тремя неизвестными. Любопытство подхлестнуло странное переглядывание между ними и хозяйкой. Неужели Морик говорит правду? В поведении всех троих была какая-то подчеркнутая степенность и сдержанность, казавшаяся совершенно неуместной на постоялом дворе у причала. Они не шутили, не смеялись и беседовали почти шепотом, хотя в этом явно не было никакой необходимости.

Подчиняясь какому-то внутреннему импульсу, я встал и проследовал к камину, сделав вил, что хочу погреть руки. Проходя мимо их стола, я услышал фразу, произнесенную по-французски. Возможно, нечто подобное и пробудило фантазию мальчишки — то, что они беседовали на языке Наполеона Бонапарта.

— Ваши перья, сударь! — провозгласил Морик, подходя к моему столу и высоко подняв перья, чтобы все присутствующие могли их видеть. Я вернулся к столу, вспомнив, что говорили мне хозяин гостиницы и его жена по поводу капризного характера парня. — Я заточил их, вам понравится, сударь, — произнес он очень громко, а шепотом добавил: — Эти люди — французы. Они прибыли три дня назад.

— Вот как? Ну и что? — ответил я спокойным тоном, забирая у него перья, пробуя их на бумаге и тем самым исполняя свою роль в игре.

Морик вновь заговорил громко:

— Верно, сударь! Если они затупятся, поможет острый нож.

Мальчишка, как видно, не собирался оставлять меня в покое, даже когда его хозяйка прошла мимо с четырьмя пинтами пенистого пива для рыбаков, веселившихся в дальнем углу. Как только она удалилась. Морик снова понизил голос:

— Остановите их, сударь! Пока они не нанесли следующий удар.

Я пристально взглянул на мальчишку. Он стоял, оглядываясь по сторонам, на губах играла напряженная улыбка. Я ясно видел, что Морик напуган.

— Остановить кого? — спросил я.

— Этих французов, сударь! Две ночи назад был убит тот человек. Они здесь тоже сидели, и они обязательно совершат новое убийство.

— Зачем им кого-то убивать? — спросил я тихо, подняв перо вверх и внимательно рассматривая его кончик. Я решил играть роль до конца и возможно более тщательно.

— Позвольте мне, сударь, — громко произнес Морик, выхватил у меня из рук перо, а из пачки, подготовленной мной, лист бумаги. Он что-то нацарапал дрожащей рукой, а затем поднял глаза на меня, чтобы посмотреть, как я реагирую.

«Наполеон планирует вторжение в Пруссию», — прочел я.

Прежде чем я успел открыть рот, он скатал лист в шарик, прошел к камину и швырнул его в огонь, после чего к моему столу уже не вернулся. Вместо него подошла фрау Тотц — Морик, должно быть, заметил ее приближение.

— Вот и ваш ужин, — сказана она, поставив передо мной большой поднос, полный еды. — Надеюсь, что не заставила вас ждать слишком долго.

Своим острым подозрительным взглядом она проследила за Мориком. Удостоверившись, что бумага сгорела, тот отправился на кухню.

— Морик сделал все, что нужно? — спросила она.

— Он очень услужливый парнишка.

— Всегда суетится вокруг новых постояльцев, — объяснила она. — Но слишком уж любопытен, пронырлив на свою голову! Свел мою бедную сестру в могилу. Он был единственным ее достоянием. Работа здесь, в гостинице, с разным людом, что приплывает по морю, вскружила ему голову. Он во все сует нос. Его интересует все, что угодно, кроме обязанностей по кухне. Приятного аппетита, сударь.

Может быть, в этом и состоит объяснение странного поведения мальчишки? Чистейшее совпадение — первая жертва неизвестного убийца провела свою последнюю ночь здесь, в «Балтийском китобое» — пробудило детскую фантазию Морика, заставив его сочинить целую легенду. Но тут я подумал еще об одном аспекте моей нынешней ситуации. Если за всем, что совершалось со мной до сих пор, стоит тот таинственный человек, благодаря которому меня и пригласили в Кенигсберг, то, возможно, по его же инициативе меня поселили в «Балтийском китобое»? А не возникло ли и у него подозрение, что здесь происходит нечто противозаконное? А если это действительно так, то как я должен вести себя?

Я решил начать со следующего. Во-первых, я поговорю с глазу на глаз с Мориком о его абсурдных обвинениях. Во-вторых, допрошу Тотца по поводу показаний, которые он дал поверенному Рункену. Но прежде всего я должен позаботиться о собственном пустом желудке. И потому, вооружившись вилкой и ложкой, я с аппетитом набросился на густой овощной суп, жареного цыпленка и щедрую порцию той крошечной репы, что всю зиму хранят подо льдом. Вино хозяйка подала белое из душистого винограда с реки Нае, [9] Река на западе Германии, в области Рейнланд-Пфальц. и оно оказалось на удивление неплохим.

Увлекшись ужином, я тем не менее не терял из виду троих мужчин, вызвавших подозрения Морика. Один из них особенно привлек мое внимание. Он был явно старше, выше ростом и крепче своих товарищей. Было заметно, что он не проявляет особого интереса к разговору, который ведут его спутники, и при этом внимательно и даже немного настороженно следит за происходящим вокруг. Время от времени он наклонял голову и произносил что-то конфиденциальным шепотом.

Французские шпионы, что-то замышляющие против Пруссии? И убивающие ни в чем не повинных людей на улицах Кенигсберга? Нужно было обладать безграничным воображением, чтобы поверить в то, что говорил Морик. Каких военных целей можно было достичь, используя подобную безумную стратегию? Жертвы не были важными персонами и не имели никакого политического значения. Их смерти никак не могли повлиять на обороноспособность города. Ну, может быть, только посеяли бы панику. Но как могла подобная паника помочь Бонапарту при его вторжении в Пруссию, если бы она поразила один лишь Кенигсберг?