Антон Чиж - Безжалостный Орфей

Ванзаров. Даже представить не могу.

Чиновник. Играть с вами, подманивать и отпускать. Словно мышку на веревочке дергать. Жаль, мало поиграли…

* * *

— Понимаю, что господин пострадал в детстве, — сказал Аполлон Григорьевич. — Но какого рожна мне было записки слать? Что, совсем слабоумный?

— Фа, зафем?! — согласился Коля, дожевывая эклер.

Пришлось долго прочищать горло, чтобы скрыть смущение.

— Может, в другой раз? — спросил Родион с невинным видом.

— Нет уж, не выкручивайтесь! — потребовал Лебедев. — Говорите прямо, как есть.

— Хорошо. Вы неправильно прочитали записки. Вам приказывали отказаться не от расследования убийств.

— А от чего же?

— От Антонины… Извините, коллега. Казаров был безумно и безнадежно влюблен в актрису Лазурскую. Тратил все жалованье на букеты для нее. Но Антонина Павловна не обращала на мальчишку никакого внимания. Зачем, когда рядом гений криминалистики. Жизнь Ивана стала адом. Весь день он филерил за барышнями, а вечером бежал в театр и дарил дорогущие букеты. Ночь напролет стоял под ее окнами на Офицерской. Но его попросту не замечали. Тогда Иван принял решение отделаться от вас… Страшными записками… Не так смешно, как печально. Когда и это не помогло, решился на последний шаг. Купил хлороформа для нее и мышьяк для себя. Стащил букет, который должен был доставить по другому адресу, и отправился на квартиру Антонины. Он мечтал, что они умрут, как Ромео и Джульетта. Подозреваю, что в этой роли Антонина Павловна произвела на него неизгладимое впечатление. Ему почти удалось. Дама погрузилась в сон. Но убить себя Ивану духа не хватило. Тут подоспели ваши звонки в дверь. И он сбежал по черной лестнице.

Аполлон Григорьевич не показывал виду.

— Все к лучшему, — сказал он. — Это-то как разнюхали? Антонина молчала, сколько ее ни теребил.

— Букеты, — ответил Родион. — Вы дарили ей розы, Иван предпочитал лилии.

— А она предпочла нам третьего.

— Вот как? Не знал.

— Я тоже. Когда Антонина пришла в себя, заявила: кровавых трагедий ей хватает на сцене. А в жизни хочется семейного уюта и благополучия. В общем… Я вернул ключи.

— Извините…

— Вы тут ни при чем. Сам виноват. Какой из меня муж и отец. Так даже лучше…

Рюмка с ликером привычно исчезла в пасти криминалиста.

— Я, конечно, понимаю… — Он мощно втянул ноздрями ванильный воздух кафе. — Вам, Родион Георгиевич, жаль этого полудурочного душителя. Но как же мой противник и кровный враг? Как же мое разрушенное счастье? Неужели этому хорьку простили? Это уж чересчур…

— Возможно, суд учтет его болезнь и провалы в памяти. Но Казаров совершил покушение на убийство и будет за это отвечать, — сказал Родион. — Наш доблестный Гривцов позаботился. Городового в кучера переодел, пролетку полицейскую предоставил к самому магазину Ремпена. Везде присматривал. А как Иван букет вручил кому следовало, так его на этой пролетке и повезли. Прямо в 3-й Казанский участок. По месту совершения нападения. Устраивает вас такой финал?

Коля жадно поглощал пирожные и смотрел во все глаза. Такого напряженного представления ему не доводилось видеть даже в театре. Он не замечал, что неприлично чавкает.

— Гривцов, что ж вы, почти герой, а позорите честь полиции, — сказал Родион, устав от аппетитных звуков. — Что о сыскной полиции подумают? Подумают, что в ней служат невоспитанные джентльмены.

Стараясь проглотить скорее, Николя подавился окончательно, схватился за чашку, обжег губу и уронил ее на стол.

— Ну разве можно поменять этот цирк… — Лебедев ткнул сигарой в измазанного шоколадом задыхающегося мальчишку, — …на семейный балаган? Да никогда!

И легким замахом шлепнул по спине.

Коля влетел в край стола и выдохнул застрявший кусок.

— Пстите… — еле слышно проговорил он, сгорая от стыда.

Родион сбил щелчком кусок булки, павший на пиджак:

— Не тушуйтесь, Гривцов. В каждом из нас сидит дракон.

— Что за дракон?

— У каждого — свой. Лучше его не будить. Справиться тяжко.

— В вас точно змей хитрости завелся, — сказал Лебедев, наслаждаясь Колиными слезами вперемешку с шоколадом. — Признавайтесь, как на тот свет затесались. Мы с Гривцовым никому не скажем. Верно, Николя?

Коля, и так еле живой, утирая слезы, пытался что-то сказать, но только открывал рот. Словно рыбка, выброшенная шоколадной бурей.

— Проще некуда, — ответил Родион. — Было объявлено, что Ванзаров заразился скоротечной холерой. Отчего и скончался. Похоронили закрытый пустой ящик. Поставили крест. Братец мой обо всем позаботился. Матушку на время отправили в Саратов к сестре, чтобы расспросами и соболезнованиями не мучили. Чиновник Ванзаров исчез с этого света.

— Где появился? Не скрытничайте, это неприлично перед нами!

— Да уж, — еле слышно сказал Коля.

Ванзаров отдал салют шоколадной чашкой:

— За то, чтобы драконы наши спали, а мы пробудились.

— Вы мне зубы не заговаривайте, да…

— Расскажу обязательно. Когда-нибудь.

Родион подозвал официанта и заказал еще по горячему шоколаду. Отличное средство от снов и печалей. Порой убаюкивает и дракона. Если он не слишком распушил хвост. С драконом никогда не знаешь, то ли он тебя водит за нос, то ли ты его. Никак не понять, где кончаешься ты и начинается хвост твоего дракона. Или наоборот.

Об этом Ванзаров не мог сказать наверняка. Логика тут бессильна. Только и остается шоколад.

* * *

Роль не зубрилась. Антонина мучила сложенную тетрадку, но слова не хотели лезть в мозги. Тогда решила насильно их запихнуть.

Она раскрыла где пришлось и прочла:

Ну и как это запомнить? В чем тут смысл? Где хоть какая-то зацепка? Нет, надо заканчивать с этой дурацкой классикой. То ли дело романсы, понятно и душевно.

Антонина швырнула тетрадку под стол и решила этим вечером отказаться от роли загадочного принца Сехисмундо, которому приснилась его жизнь. Куда лучше ей удается роль обольстительной женщины. Даже играть не надо.

Симпатичный зритель с каретой совсем заждался под окнами.

Придворный куафер Людовика XV, основатель Академии парикмахерского искусства.