Ольга Сухаревская - Горе побеждённым

- Сын был врагом его дел. Царю доносили, что многие тайно сочувствовали царевичу и видели в нём того, кто сможет в будущем вернуть старину.

- Родное чадо не пожалел и убил.

- Это никем не доказано.

- А мне и не надо твоих доказательств. Я в архиве Александро-Невской лавры нашёл изъеденные мышами покаянные записки бывшего новгородского архиепископа Феодосия , в которых он прямо пишет, что царь повелел убить сына, чтобы не казнить его принародно. Бывший епископ утверждал, что Пётр Алексеевич сам назначил палачей царевичу: Румянцева , Толстого , Ушакова и Бутурлина . Хорошо, что у меня ума хватило эти замшелые листы подальше засунуть и никому об этом не рассказывать, а то бы я здесь не сидел. А ты, что притворяешься, будто ничего об этом не знаешь? Читал, наверное, напечатанные в Англии, «Записки графа Брюса»? Он там о своём царственном друге и благодетеле негоже пишет и заявляет, что царевича отравили. Хотя, на самом деле его придушили в тюрьме.

- Опубликованные «Записки» – подделка. Они были сочинены в конце прошлого века и распространены в Европе, чтобы подорвать престиж Романовых.

- Да? Хорошо, коли так. Не буду грех на душу брать и думать о Брюсе плохо. Ему в России доверяли.

- Помилуйте, дядюшка! Зачем бы он стал на весь мир ругать русскую историю, да ещё поносно описывать Петра, которому служил и был исполнителем множества его дел. Сами подумайте! Это - как самого себя высечь. И в деле царевича никто из иностранцев участия не принимал. Не хватало, чтобы народ подумал, будто чужие его засудили. Хотя, царь не раз просил деда поговорить с наследником и вразумить его подчиниться отцовской воле. Как известно, из этого ничего не вышло. А решение о казни сына принимали представители самых известных фамилий России от генералитета, Сената и Синода.

- Посмели бы они проголосовать против, - хмыкнул отец Меркурий.

- Граф Шереметев суд над Алексеем не подписал и сказал, что рождён служить государю, а не судить его царскую кровь.

- Значит, наверху тоже есть совестливые люди. А народ, хоть и внизу, а всё видит. От него ничего не скроешь. Недаром после смерти царевича один за другим стали появляться самозванцы – Алексеи-избавители. Ты, небось, про таких и не слышал? А ведь за ними с 1718-го года почитай лет тридцать гонялись. Так-то, племянничек, - не унимался монах. – Пришлось нам покувыркаться до Павла I , пока он в законе о престоле не навёл порядок. А сколько косточек человеческих перемололось за те лихие годы! Одна курляндская немчура чего стоит! Но больше всего изломало русскую душеньку крепостное право и, как бы пришибло, что-ли. Другой какой народ, может, и угнетали, как наш, но он со звериным ожесточением смотрел на своих хозяев. А наши, православные, что раньше, что теперь, глядят на мир скорбно и принимают безропотно всю его несправедливость. Оттого они так и любят Бога, и несут Ему в церковь последнюю полушку, что только на Него и надеются. А нерадивое священство и эту надежду отнимает. Народ ведь, как дитё, верит тому, что видит. Ох, чувствую, беда будет.

- Вы, отче, революционер. За такие речи вам полагается каторга.

- Нет, Бог миловал, я не революционер. Но, между прочим, своим умом дошёл, что народ, так долго бывший в крепости, не может быть опорой государству. Понял? Его поднимать надо с колен, а некому.

- А как было в 1812-ом? Ещё были в крепости, а встали все, как один на защиту Отечества.

- Ты что, из себя дурака строишь? Будто не знаешь, как было дело. Во-первых, французы были завоевателями, которые пришли отбирать и убивать. А во-вторых, когда Наполеон объявил, что идёт в Россию освобождать крестьян, наши власти посулили народу выход из рабства после победы над неприятелем. Тогда-то все, как один, и схватились за вилы.

- Это были пафосные речи перед всеобщей угрозой, а не официальное обещание.

- Вот именно. Обманули народ и всё. Кстати сказать, Александр Благословенный обманул и помещиков: после войны он им не вернул крестьян, которых взял по мобилизации, а оставил в рекрутах тянуть лямку 25 лет. То есть победителей лишил свободы навечно.

- Послушайте, - поморщился Вильям Яковлевич, - уже почти сорок лет нет крепостного права, а вы всё о том же. Чего вы сами-то хотите?

- Соединения царского, церковного и народного управления.

- У нас всё это есть: и царь с Государственным Советом, и Церковь, и Земство. Если вы ими недовольны, то я вам сочувствую. В мире вообще нет ничего идеального. Идеальное государство – утопия.

- Но ведь было же это раньше, и желать возврата к старине не возбраняется.

- Вот что я вам отвечу, дорогой родственник, – вздохнул племянник. – Ничего в этом мире не бывает без промысла Божьего. Родился Петр Алексеевич в благочестивой царской семье, среди православного народа, прадедом его был патриарх Филарет . А это значит, что молитвенников и попечителей о его душе было много и на этом, и на том свете. Нравится вам это или нет, но он был помазанником Божьим. Я думаю, что и преобразования, которые задумал молодой царь, были угодны Богу. Нужно было такими радикальными мерами вывести нашу страну из обособленного состояния. Да-да и не машите руками. Только такой уникальный и противоречивый человек, как Петр I, смог за тридцать шесть лет своего правления сделать Московское царство Российской империей и этого вы у него не отнимите. Только с его толчка, с его поистине неистового желания, наше обширное государство обрело выходы к океанам. Именно он выдернул Россию с задворок нашей цивилизации и сделал не только равной другим европейским странам, но и центральным игроком в мировой политике.

- А зачем нам это, скажи на милость? Чуть что – война, – заметил батюшка.

- Благодарю за столь содержательную беседу, – Вильям Яковлевич резко встал из-за стола. – Мне пора заниматься делами. Извините.

- Прости и ты меня, Христа ради, если чем обидел тебя сгоряча, – ответил отец Меркурий и, быстро крестясь, зашептал молитву.

- Слава Богу, позавтракали конец, – оповестил Канделябров тихого Ипатова, который сидел на стуле в кухне, а слухом был весь в столовой, где происходила баталия.

- Как ты думаешь, Спиридон Кондратьич, прав отец Меркурий или нет?

- Это одному Богу известно, – уклончиво ответил старый слуга и загремел посудой, всем видом показывая, что обсуждать эту тему не намерен. – Прав он или нет, а язык попридержи о том, что здесь слышал, – добавил он.

- Ну что, сыскная команда, - обратился Вильям Яковлевич к своим подчинённым, – поставленная задача вам ясна. Спиридон, собирайся, поедешь в Английский клуб, а мы с Ипатовым начнём опрашивать ближний круг Поливанова. Но, сначала нам надо навести справки о камне. Мы с вами, Александр Прохорович сейчас отправимся к одному ювелиру, моему знакомому еврею. Несколько лет назад я помог ему избежать очень крупной неприятности: доказал властям, что он непричастен к перекупке краденых драгоценностей, которые похитили у одной именитой московской семьи. С тех пор мы время от времени встречаемся не без пользы друг для друга. Евреи – народ гонимый, а потому - благодарный. Надеюсь, он что-нибудь расскажет нам об этом алмазе.