Гонсало Гинер - Тайна масонской ложи

— А вы смотрите на них как на дешевую рабочую силу, которую король дарит нам, чтобы мы могли своевременно выполнить порученные нам амбициозные проекты по обновлению флота и увеличению численности боевых кораблей.

Интендант Варас, являвшийся помощником адмирала, этими словами напомнил своему начальнику о пяти новых доках, сооружение которых необходимо было закончить не позднее чем через три года, чтобы затем использовать их для постройки новых боевых кораблей.

— Я с вами согласен, дорогой друг, однако не забывайте, что цыгане — народ нецивилизованный и агрессивный и что тяжелые условия жизни в этих местах отнюдь не способствуют укрощению их буйного нрава. Нам ведь даже пришлось использовать цепи и оковы, чтобы предотвратить побеги цыган и случаи их нападения на наших солдат и на служащих верфи. — Явно намереваясь пойти посмотреть на разгрузку прибывшего судна, он снял с вешалки просторный плащ, позволяющий защититься от дождя. — Я даже и представить себе не могу, чем может обернуться для нас прибытие этой новой партии.

Ирландец, мало что знавший о необычном указе, направленном против цыган, поинтересовался дальнейшей судьбой их жен и дочерей.

— Все они будут отправлены в различные тюрьмы и дома милосердия Севильи, Валенсии и Сарагосы, где их заставят работать, чтобы можно было оплатить расходы по их содержанию, — ответил интендант.

Ирландцу такое отношение к цыганам показалось жестоким и варварским, и он подумал, что, наверное, надо обладать редкостным талантом, чтобы суметь извлечь из массовых репрессий какую-то пользу для общества.

— Неужели кто-то всерьез полагает, что в подобных условиях цыгане станут выполнять то, что от них требуется?

— Ваш вопрос содержит в себе логические умозаключения, и мы, кстати, в глубине души с ними согласны, так что он не нуждается в каком-либо ответе.

Гонсалес де Мендоса попросил своих собеседников продолжать дискуссию по поводу строительства новых кораблей и в его отсутствие, а сам направился со своим помощником в сторону порта в сопровождении роты морских пехотинцев.

Линейный корабль «Стойкий» с двумя оружейными палубами, на которых были установлены двадцатичетырехфунтовые пушки, все ближе и ближе придвигался к краю пристани: около сотни матросов тянули его за четыре толстых каната, привязанных к битенгам, и время от времени наматывали высвобождавшуюся часть каждого каната на причальные тумбы. Несмотря на сильный дождь, все члены экипажа так или иначе участвовали в выполнении не очень-то легкой работы по швартовке корабля.

Стоявшие под навесом офицеры выкрикивали команды, следя за тем, чтобы нос и корма корабля придвигались к причалу с одинаковой скоростью и чтобы его борт все время двигался параллельно линии причала. Около сотни солдат выстроились шеренгой вдоль шканцев, готовые при необходимости помочь конвоирам заключенных, а несколько юнг тем временем усиленно сгоняли дождевую воду с палубы, стараясь заодно и помыть ее.

Когда корабль наконец-то пришвартовали, два пронзительных свистка предупредили экипаж, что на палубу поднимется адмирал Гонсалес де Мендоса. У подножия трапа адмирала встретил капитан корабля Альваро Пардо Ордуньес вместе с двадцатью своими офицерами и командой. После надлежащих приветствий капитан корабля пригласил адмирала пройти в кают-компанию, где они могли бы укрыться от непогоды, произвести прием-передачу документов и просто поговорить с глазу на глаз о только что проделанном кораблем переходе.

Шесть иллюминаторов, выходивших на корму, пропускали совсем немного света, поэтому освещалась всего лишь треть помещения, в том числе и красивый дубовый стол, за которым капитан работал, — к нему и направились вошедшие. Оставшись наедине, эти два моряка, которых связывала давнишняя дружба, плюхнулись в удобные кресла и, отбросив церемонии, начали непринужденный разговор.

— Вот уж никак не ожидал увидеть тебя в здешних водах. Думал, ты сейчас плаваешь где-нибудь в Вест-Индии. — Адмирал был искренне рад неожиданной встрече со своим старым другом и однокашником, вместе с которым когда-то учился в военно-морской школе в Сан-Фернандо.

— Да я и в самом деле должен быть сейчас где-нибудь возле Гаваны, а не здесь, однако в Картахене задержали мое путешествие за океан и поручили сначала перевезти сюда, к тебе, целую ораву людей.

— А сколько их всего? — спросил адмирал, стаскивая с себя парик, чтобы вытереть струившийся по лысине пот.

Задав этот вопрос, он понимал: какая бы цифра сейчас ни была названа, она все равно покажется ему чрезмерной.

Капитан Пардо решил морально подготовить адмирала к плохим новостям и предложил ему выпить рюмку анисовой водки, которую сам же ему и налил.

— В об; щей сложности мы взяли на борт девятьсот сорок два человека. — Адмирал сильно побледнел. — Это больше, чем ты ожидал?

— На целых три сотни больше того, что мне обещали. Нам грозит настоящая катастрофа!

Их разговор был прерван появлением лейтенанта, который, спросив разрешения войти, сообщил о завершении приготовлений к открытию и разгрузке трюмов. Когда они, все трое, стали подниматься на палубу, лейтенант на ходу пояснил, что первым делом будет производиться разгрузка самого маленького из трюмов, находящегося рядом с фок-мачтой. После этого начнут разгружать трюмы побольше, причем каждый последующий трюм будет открываться и разгружаться только после того, как все до одного человека из предыдущего трюма будут выведены на причал под конвоем солдат судоверфи. По всей длине палубы корабля выстроились многочисленные пехотинцы и артиллеристы, вооруженные ружьями и готовые пресечь любую попытку побега или разнять дерущихся. Им был дан приказ в случае необходимости стрелять на поражение.

Адмирал Гонсалес де Мендоса и капитан корабля Ордуньес встали неподалеку от шкафута, по которому должны были проходить цыгане.

Возможно, из-за тошнотворного гнилостного запаха, который начал распространяться из открытого трюма, или же из-за мерзкого и убогого вида заключенных, поднимающихся на палубу, или же и из-за того, и из-за другого адмирал и капитан корабля отошли немного назад — то ли на свежий воздух, то ли невольно отшатнувшись от ужасной сцены, представшей перед их глазами.

Почерневшие гангренозные раны на ногах, запястьях и оголенных спинах. Потухшие отрешенные взгляды взрослых и исхудавшие, опаршивевшие от болезней тела детей. Жгучая ненависть, которая, казалось, буквально струилась по жилам самых стойких, и безвольная отрешенность тех, кто покорно шел навстречу своей незавидной судьбе. Одежда, превратившаяся в грязные лохмотья, от которых порывы ветра разносили во все стороны гнусный запах человеческих выделений, смерти и разложения. Из трюма корабля раздались выстрелы и крики: некоторые из цыган предпочли смыть постигший их позор кровью, и теперь, в ходе начавшейся потасовки, эта кровь вместе со шматками плоти размазывалась по полу и по стенам трюма. Другие, уже поднявшись на палубу, но еще не дойдя до трапа, умирали от ударов пик и шпаг, потому что бросались на конвоировавших их солдат с единственной целью — быть убитыми и тем самым поскорее положить конец своим мучениям.