Саймон Ливек - Демон воздуха

— Что значит, у тебя не было отца? А Тельпочтли? — сурово спросил мой брат.

— Тельпочтли не был мне отцом.

— Откуда тебе знать?! — вскричал я.

— А вот откуда — Тельпочтли и Маисовый Цвет никогда не занимались любовью. Он очень хотел, но не мог. Он был не такой, как ты, и свято соблюдал данные богам обеты. Он истязал свою плоть слишком рьяно и сильно покалечился. Я знаю, потому что сам видел. С Маисовым Цветом они только разговаривали и обнимались — это все, чего иногда могут хотеть мужчины, — прибавил он со знанием дела. — Поэтому в конечном счете ты, Яот, был единственным, кому она отдалась. И я твой сын.

За этими словами скрывалось столько горя и страданий — женщина, мечущаяся в предсмертном бреду с моим именем на устах; наш ребенок, в одиночестве скитающийся среди дикарей, убивших и сожравших его единственного друга и защитника во имя своих чужеземных богов; юноша, переходящий из одних грязных развратных лап в другие; мать, так и не сумевшая разлюбить свое единственное дитя, даже зная о том, что ее сын чудовище; лишившийся рассудка человек, терзаемый какой-то немыслимой ревностью. Я в ужасе закрыл ладонями глаза, потом уши — словно так мог отгородиться от всего этого.

Словно издалека я услышал, как мой брат спросил, почему Тельпочтли относился к Проворному как к своему сыну.

— Ради моей матери. Он был очень предан ей. Он обещал вернуть меня родному отцу. И меня заставил поклясться, что я сделаю это.

Теперь я в полной мере осознал всю глубину всего. Теперь я понял, почему ошиблась Маисовый Цвет и почему боги оказались в конечном счете сильнее нас. Просто им было известно, чем все кончится, они заранее знали исход. Если бы я предвидел, к чему это приведет, я бы никогда не оставил эту женщину. И пусть бы я умер, но не испытал бы того, что испытывал сейчас.

— Прости меня, Проворный! — Свой хриплый голос я услышал будто со стороны.

— И ты меня прости!

Я обнимал и прижимал к себе не крепкого, мускулистого парня, которого раньше видел на лодке и на игральном поле, а ребенка, дрожащего и оплакивающего все, что мы с ним вместе потеряли.

— Сейчас вам обоим станет не до прощений! — пробасил мой братец. — Посмотрите-ка вон туда!

Поначалу я не разглядел в темноте, на что он смотрит, пока не заметил на воде белесый пенистый след от весла.

Судя по неровным, неуверенным всплескам, греб явно неопытный лодочник. В ночной тиши до нас то и дело доносились чьи-то ругательства. Так чертыхаться мог кто угодно на озере, только голос был не мужской.

— Твой хозяин и Лилия, — сказал Проворный. — И гребет она.

— Видать, лодочник у них удрал, — предположил брат. — Да и слава Богу! Только даже при такой черепашьей скорости они очень скоро будут здесь. — Он задумчиво посмотрел на Проворного, потом на меня: — Ну и что нам делать? Я должен отвести тебя к Монтесуме.

— Ты что? Как же можно?! — вскричал я. — Монтесума отправит его на смерть! Он же держал в плену императорских колдунов! Ты разве забыл? А если не Монтесума, то старик Черные Перья уж точно его убьет!

— Но…

— И не забывай, ведь он твой племянник! Помнишь, что сказала наша мать?

Мой брат собирался что-то произнести, но после моих слов передумал. Ему нечем было крыть. Ведь ацтек в случае смерти брата воспитывал его детей как своих собственных. Племянника ацтеки считали собственной плотью и кровью.

Он снова бросил взгляд на озеро, потом признался:

— Даже не знаю, что и предпринять. Если мы отведем Проворного к императору, то старику Черные Перья наступит конец. Так? С другой стороны…

— С другой стороны, лучше скажи, как ты собираешься это сделать. Наше каноэ потонуло, лодка осталась только у моего хозяина. Или ты намерен тащить на одном весле эту громадную штуковину до самого города?

— У меня есть каноэ, — проговорил Проворный. — То самое, в котором мы увезли тебя, когда похитили.

Мой брат подошел к другому борту и посмотрел на воду, потом коротко скомандовал:

— Вот и уходи на нем!

Парень метнул на меня беспомощный взгляд.

— Но…

— Яот прав, — сказал Лев. — Тебя убьют, если найдут. Так что давай лезь в свое каноэ и греби отсюда — спасай свою жизнь!

— Но я не хочу бросать вас! — крикнул парень.

— Понимаю, сынок, — выдавил я из себя сквозь ком в горле. — Понимаю, но так надо. Это единственный выход сохранить свою жизнь!

Проворный поколебался, потом приблизился и коснулся моей руки, а затем и руки Льва. Мой брат вздрогнул, но ничего не сказал.

Потом юноша бросил последний долгий взгляд на тело Сияющего Света. Затрудняюсь предположить, о чем он думал в тот момент.

А еще через несколько мгновений он уплыл.

— Они остановились, — сказал Лев.

Всплески и впрямь прекратились. Я уже начал различать смутные очертания фигур Лилии и моего хозяина в лодке, которую просто несло течением.

— Никак не расслышу, о чем они там говорят… Что это?

К голосам, долетавшим со стороны лодки, добавился третий. Такое впечатление, что он доносился с самой поверхности воды. Приглядевшись, я заметил на залитой звездным светом ряби темные круглые очертания человеческой головы.

— Да это ж Рукастый! Лилия остановилась, чтобы подобрать его.

— Вот твой хозяин-то, наверное, обрадовался! — съязвил Лев. — Впрочем, у нас теперь появилась передышка. Давай-ка подумаем, что им говорить, когда они сюда доплетутся.

Я лихорадочно соображал.

— Мой хозяин наверняка станет разыскивать Проворного. Конечно, раньше утра начинать искать его не будут, и парень все-таки успеет оторваться от погони. Только лучше, если б мы погоню замедлили, заставив этих людей думать, что они ищут не одного человека, а двух. Поэтому мы скажем им следующее — столкнув Рукастого в воду, парень ускользнул от тебя, а мне по носу заехал веслом. Потом Тельпочтли убил мечом Сияющего Света, и они оба удрали.

— Ты считаешь, твой хозяин поверит в такое?

— А почему бы и нет? Ведь колдуны-то мертвы. Тут уж он порадуется тому, что нет свидетелей, ведь перед императором он окажется чист. Вот Монтесума доволен не будет, но все же он получит обратно своих колдунов — а мертвый колдун не так страшен, как живой, особенно исчезнувший в неизвестном направлении. А кроме того… — печально прибавил я, — мне очень не хочется рассказывать Лилии, что случилось с ее сыном. А тебе хочется? Пусть она продолжает думать, что здесь был Тельпочтли. Мы можем уверить ее, будто ее сын пытался что-то предпринять, сражался, вступил на «цветистый путь смерти», — в общем, что-нибудь в этом роде.

— Нет, меня поражает, как ты догадался, кто он такой на самом деле! Я-то по-прежнему думал, что мы гоняемся за Тельпочтли!

— Да я сам так думал до сегодняшней ночи! Но когда Рукастый напомнил мне про то, как видел Сияющего Света уплывающим в своем каноэ, я вдруг понял, что никакой он не заложник и вся эта история сплошная выдумка.