Джайлз Брандрет - Оскар Уайльд и смерть при свечах

— Вы полагаете, она выйдет за меня?

— Роберт, какой абсурд! Вы еще даже не разведены, а она помолвлена с Фрейзером. Давайте посмотрим правде в глаза — ваш брак невозможен.

— Но она бы вышла за меня, будь я свободен? И если бы она была свободна?

— О! — воскликнул Оскар, снова опускаясь на подушки. — Это уже совсем другой вопрос, Роберт. Теперь мы пытаемся заглянуть в тайну мисс Сазерленд, а не в вашу.

— Каковы ее истинные чувства по отношению к Фрейзеру?

— Хороший вопрос.

— И как Фрейзер относится к ней? Почему разрешает ей вести себя так свободно, почему все позволяет?

— Очень хороший вопрос.

Мы оба замолчали. Оскар перестал шутить и бросил горящую сигарету в стакан с водой, стоявший на тумбочке рядом с кроватью. Послышалось тихое шипение, и в комнате стало совсем темно.

— Так вы думаете, что она меня не любит? — прошептал я.

— Я уверен, что она испытывает к вам нежные чувства, — мягко сказал Оскар.

— Но любит ли? Она позволяет мне любить ее. Сегодня вечером она сама вложила свою руку в мою ладонь.

— Да, — все так же мягко ответил Оскар, — она поддалась искушению.

— Но почему, если она меня не любит?

— Роберт, как сказал поэт в «Сфинксе без загадки»: «Женщины созданы для того, чтобы их любить, а не для того, чтобы их понимать».

— И какой поэт это сказал?

— Оскар Уайльд, — ответил он, — один из наших любимых авторов. Я думаю, нам следует оставить за ним последнее слово, как вы считаете? Спокойной ночи, Роберт.

— Спокойной ночи.

Оскар спал крепко, я — нет. Прошло всего несколько минут после того, как мы замолчали, и я услышал жуткий храп моего дуга, напоминавший нескончаемые предсмертные стоны. Я накрыл голову подушкой и, чтобы отвлечься, попытался предаться чувственным фантазиям. У меня ничего не получилось. Я надеялся увидеть, как Вероника приближает свои нежные губы к моим, но вместо них появлялись огромные лица, жестокие и страшные, которые, точно непрошеные гости, возникали из темноты, как ночные фонари во время дождя. Я хотел смотреть на улыбающееся лицо Вероники на моей подушке; а на меня пялились слепые глаза Беллотти, перед лицом всплывали злобная усмешка О’Доннела и открытый рот Фрейзера, полный белоснежных зубов.

Наконец, через несколько долгих часов я погрузился в лихорадочную дремоту. Мне запомнился только один сон. В нем не было Вероники, Кейтлин или Марты — и даже Констанции, которая, как ни странно, часто возникала в моих снах. Мне приснился Конан Дойл, рассматривающий отсеченную голову Билли Вуда в свете газового фонаря на Тайт-стрит.

Оскар проснулся рано и, пока я спал, принял ванну, побрился и оделся. Меня разбудил его любимый аромат («Кентерберийской лесной фиалки»), я открыл глаза и увидел его крупное удлиненное лицо, склонившееся надо мной.

— Вставайте, мой друг! — воскликнул он. — Вы проспали рассвет. Еще немного, и вы останетесь без завтрака.

— У вас сегодня утром отличное настроение, — пробормотал я, натягивая одеяло на нос и глаза.

Оскар раздвинул занавески, распахнул ставни, и яркий белый свет заполнил комнату.

— Сегодня канун дня святой Батильды, — заявил он. — Мы должны отдать ей должное.

— Господи, кто такая святая Батильда?

— На небесах она одна из любимиц Всемогущего. Английская девушка, которая стала французской королевой тысячу лет назад. Ребенком ее украли пираты и продали в рабство. Когда она повзрослела, на нее обратил внимание король Хлодвиг Второй.

— А он кто такой?

— Роберт Шерард западных франков! — воскликнул Оскар, одним быстрым движением стаскивая с меня одеяло. — Король Хлодвиг не мог устоять перед стройными лодыжками. Святая Батильда — покровительница всех стройных лодыжек. Вы должны встать и поставить свечу в ее храме. Она умерла в Париже — так поступали все лучшие люди.

Я повернулся на бок и спустил ноги на холодный, как лед, пол.

— Еще слишком рано для таких шуток, Оскар, — пробормотал я. — Где мои тапочки?

— А вы обращались к святому Антонию и святой Анне?

— Вы и ваши расчудесные святые… — проворчал я.

Оскар стоял у окна и поправлял галстук, глядя в зеркало на дверце большого орехового шкафа. Он посмотрел на мое отражение.

— Тут все дело в днях святых. Роберт, — с улыбкой сказал он.

— О чем вы? — недоуменно спросил я. (Выпитое в «Гранд Кафе» вино начало сказываться.)

— О нашем деле, — ответил Оскар, поворачиваясь ко мне. — Оно связано с днями святых… и искушением. — Он распахнул шкаф, выбрал для меня рубашку, достал пальто и брюки и бросил всё мне на кровать, к изножью. — Вчерашний вечер оказался исключительно удачным с точки зрения расследования убийства Билли Вуда, — задумчиво продолжал Оскар. — Вещи, о которых я имел лишь смутное представление, вдруг стали для меня вполне понятными. Одевайтесь, друг мой. Le tout Paris nous attend! [102] Le tout Paris nous attend! (фр.) — Нас ждет весь Париж!

Немногим позже девяти мы нашли Эйдана Фрейзера в зале с множеством зеркал, где подавали завтрак. Он сидел один за столиком, накрытым на четверых.

— Вероника уже позавтракала, — сказал он. — Она пошла прогуляться, но, полагаю, скоро вернется.

— Вы выглядите встревоженным, друг мой, — заметил Оскар, когда мы сели.

— Так и есть. Я получил телеграмму из Лондона.

— Из Скотланд-Ярда?

— Да, от Гилмора, — Фрейзер показал нам конверт.

— Плохие новости?

— Хуже не бывает Мы потеряли главного свидетеля.

— Беллотти? — спросил Оскар.

— Да, Беллотти, — кивнул Фрейзер. — Беллотти мертв.

— Мертв! — воскликнул Оскар. — Вы сказали, что Беллотти мертв?

— Да.

— Я не верю, — заявил Оскар, приложил руку ко рту и закрыл глаза. — Как такое возможно? — пробормотал он. Оскар казался совершенно ошеломленным. Наконец, он открыл глаза. — Так он мертв? — повторил Оскар. — Вы хотите сказать, его убили?

— Нет, не убили, — ответил инспектор, вытаскивая телеграмму из конверта. — Несчастный случай… складывается именно такое впечатление… или самоубийство. Он попал под поезд.

— А Гилмор упоминал карлика?

— Карлика? — недоуменно повторил Фрейзер и посмотрел на телеграмму. — Нет, здесь речь не идет о карлике.

— Ну, вот вам и Париж весной, — с горьким смехом произнес Оскар, к которому вернулось спокойствие, и налил себе чашку горячего шоколада. — Мы должны немедленно возвращаться в Лондон.

— Неужели мы должны вернуться в Лондон, Эйдан? Должны?

Вероника Сазерленд пришла с ранней утренней прогулки с румянцем на щеках и огнем в глазах — и в прекраснейшей шляпке с пером. Она нашла нас в кафе отеля и остановилась около нашего столика, но сесть отказалась. Один за другим, Эйдан Фрейзер, Оскар и я встали со своих мест, сжимая в руках салфетки, словно нашалившие школьники с грифельными досками, которых призвала к ответу гувернантка.