Марк Миллз - Офицер по вопросам информации

Чувствуя, что снова готов ощетиниться, он закурил еще одну сигарету и сделал то, чего давно не делал, когда оказывался в затруднительном положении: он задал себе вопрос, какой бы совет дал ему отец.

Солнце стояло в зените, и жар, который волнами шел от цинковой крыши, был почти непереносим, но легкая прохладная дрожь пробежала по спине, когда к нему пришел ответ.

Городок Мтарфа лежал вдоль горного хребта к северу от Мдины, и на фоне неба доминировало строгой архитектуры здание 90-го военного госпиталя. Длинный комплекс палат и вспомогательных помещений включал в себя армейские бараки, где могло разместиться около тысячи коек для больных и раненых.

Симпатичная мальтийская сестричка из добровольческого корпуса наконец нашла Фредди в ожоговом отделении. Проблемой здесь была опасность инфекции, и она попросила Макса подождать снаружи. Нескольких беглых взглядов, которые он успел кинуть сквозь вращающиеся двери, когда сестричка входила и выходила, оказалось более чем достаточно. Часть пациентов были замотаны бинтами так, что походили на неподвижные египетские мумии. Другим смазывали свежие ожоги, промывали глаза или меняли старые повязки. В отделении кипела работа, предметом которой была человеческая плоть, то красная, то почерневшая и запекшаяся. Из-за дверей доносился запах эфира и слышалось болезненное бормотание раненых, одурманенных морфием.

Когда Фредди наконец появился, они вышли на длинную террасу на задах здания. С нее открывался величественный вид на холмы к северу, по ней бродили раненые, ловя последние лучи заходящего солнца, но чувствовалось, что они подавлены после прицельного налета на 39-й госпиталь в Сент-Эндрю.

Им впервые представилась возможность открыто поговорить об этой утренней встрече, и Фредди не стал ходить вокруг и около.

— Я должен снова явиться к ним. Мне не следовало втягивать тебя.

— Они ничего не станут делать, Фредди. Уверен, похоронят эту историю.

— Могу себе представить. Этим они и занимаются.

— И ты счастлив?

Фредди глубоко затянулся сигаретой и выдохнул дым.

— Нет, Макс, — чуть более твердым тоном сказал он. — Меня это не радует. Но что ты хочешь, чтобы я им сказал? Я придерживаюсь указаний своей совести. Первым я пришел к тебе. Это не сработало. — После короткой паузы он продолжил: — Кто-то вмешался, и это не я.

Честное признание. И от него не уйти.

— Это была Айрис.

— Айрис?

— Я никому больше не рассказывал.

— Прости, — сказал Фредди. — Я устал, толком ничего не соображаю, но ради бога, что заставило тебя рассказать Айрис — единственной из всех?

Макс приложил все усилия, чтобы объяснить ход своих мыслей в то время, но логика его аргументов, которые он старался перевести в слова, полностью отказывала.

— Ладно, — сдался он. — Я был наивен.

— Нет, это не те слова, которые первыми приходят в голову. Довериться самой амбициозной девушке в мире? С таким же успехом ты мог дать полосу в «Таймс».

— Может, нам и стоило это сделать.

Звучало достаточно легкомысленно, но это было серьезное заявление, чтобы проверить характер Фредди.

— Слушай, Макс, это грязное дело. Вся эта проклятая история — грязное дело. Знаешь, чем я занимался, когда ты пришел? У меня лежит человек. Я не могу сказать тебе, сколько ему лет, потому что у него нет лица. Хотя я знаю, что он немец, который выпрыгнул с парашютом из горящего «восемьдесят восьмого». Он должен был остаться в самолете и погибнуть вместе с ним. У него нет ни губ, ни ресниц, ни глаз, и от носа ничего не осталось. И все-таки я надеюсь, что мне удастся как-то собрать его. Вот что мы делаем друг для друга. После того как прошло бог знает сколько тысячелетий человеческой эволюции, мы по-прежнему продолжаем все так же относиться друг к другу.

— Это твое оправдание? Что люди плохо относятся друг к другу? Мы говорим об убийстве. И тут на кону совершенно другой принцип.

Фредди бросил сигарету на изразцовый пол и растер ее ногой. А когда он наконец поднял глаза, сказал с легким смущением:

— Они меня сегодня напугали. Угрожали лишить всего, ради чего я работал, всего, что я делаю. И я не знаю, чем еще мне заниматься.

— Ради бога, Фредди, ты молод. Эта война кончится, все придет в норму, и, когда с этим бардаком будет покончено, такие люди не будут больше руководить.

— Ты в самом деле веришь в это?

— Я знаю.

— По-моему, ты недооцениваешь их. Наши карты помечены, и мы с этим ничего не сможем сделать.

«Ты не прав», — подумал Макс.

Он хотел объяснить Фредди, что происходит и как все выглядит, но это не имело смысла. Фредди был разочарован. Они вдвоем всегда отличались от остальных. Ральф и Хьюго были карьерными служаками, которых готовили и тренировали для военных действий. Макс и Фредди были гостями за этим военным столом, компетентные любители, которых призвали в пополнение, когда большой кусок Чехословакии был отрезан, чтобы умиротворить Гитлера. Да, оба они многому научились в офицерском тренировочном корпусе на соответствующих курсах, но этот опыт никому из них не прибавил энтузиазма. Они знали это, потому что как-то вечером, когда рядом не оказалось никого из «настоящих солдат», обсуждали эту проблему, не опасаясь быть подслушанными.

В тринадцать лет Макс был зачислен в Веллингтонский колледж по настоянию мачехи на том основании, что все мужчины из их семьи оказывались здесь, — сомнительный способ убеждения, пусть даже его уговаривали противные дяди и кузены, которых Сильвия привела с собой в их семью. В Британии «Веллингтон» пользовался репутацией самой военизированной из всех школ, и Макс делал все, что было в его силах, чтобы не опорочить эту традицию, — он учился маршировать, стрелять из винтовки и с грязным лицом ползком пробираться средь вересковых зарослей к Бродмуру в день полевых учений.

Неспособность Макса стать командиром Пиктонского взвода послужила для Сильвии еще одним доказательством его полной никчемности. Все мужчины ее семьи, утверждала она, командовали взводами ополченцев. Это было вранье, в чем он убедился после беглого просмотра школьных документов, о чем и счел себя обязанным указать ей во время рождественского обеда, — это был первый публичный вызов ее авторитету и декларация открытых военных действий, если принять в расчет, что речь шла о Сильвии.

Возможно, Макс был несправедлив к ней, но он подозревал, что Сильвия ждет подходящего случая достойно отомстить ему. Семейные связи, которыми она управляла — предположительно, для его же блага, — сначала забросили его в Египет, а потом на Мальту, и хотя она не могла в то время знать, что на маленький остров упадет больше бомб, чем где-либо на планете, он не мог спустить ей это.