Ингрид Паркер - Расёмон – ворота смерти

Сурово посмотрев на Кобэ, Акитада сказал студенту:

— Сядь и отвечай на вопросы правдиво, тогда тебя не будут бить. Здесь расследуется дело об убийстве, и ты, как парень неглупый, должен понимать, что содействие полиции в твоих интересах.

Исикава сел и распрямился.

— Хорошо. Только нельзя ли попросить чего-нибудь попить?

Когда Акитада повернулся, чтобы потребовать воды, Исикава взглянул на него с мольбой и надеждой. Он жадно пил из деревянного ковша, которым тюремщик зачерпнул для него воды из стоявшей в углу кадки. Вытерев рукавом рот, он заговорил:

— Этот ублюдок обманул меня, и я сказал ему об этом. А обманул он меня так. Ему пришло в голову заработать денег на стороне, обеспечить своему знакомому богатею первое место на экзаменах. Зная, что у меня нет денег даже на горячую еду и поэтому я прибираюсь на кухнях и в общежитиях за несколько медяков в день, он попросил меня отказаться от сдачи экзамена в этом году, но написать экзаменационное сочинение и передать ему. Оэ предложил мне за это огромную сумму, обещал первое место на экзаменах в следующем году и выгодное распределение на службу впоследствии. Но то, что я, как лучший студент, займу первое место, все понимали заранее, и мне совсем не хотелось болтаться в университете еще целый год, поэтому я отказался. Вот тогда-то этот ублюдок и начал угрожать мне. Что, дескать, он постарается, чтобы я не занял первое место, что, кроме меня, у них есть другой, не менее одаренный претендент, и что рекомендаций от Оэ я не получу, даже если завоюю первенство. Мне пришлось согласиться, но обещанных денег он мне так и не заплатил. Оэ дал мне проверять студенческие сочинения за какие-то жалкие гроши и продолжал кормить меня сказками, из раза в раз повторяя, что ему самому не заплатили. Но я-то знал другое. Что он строит загородный дом на принадлежащие мне деньги и собирается удалиться отдел, выгодно продав свою должность. — Исикава злобно сплюнул, свирепо сверкнув уцелевшим глазом. Акитада очень хотел хоть отчасти найти удовлетворение в том, что его гипотеза подтвердилась, но гибель Хираты и чудовищность всей этой грязной истории наполняла его негодованием и обезоруживала. К Исикаве же, напротив, казалось, вернулась былая заносчивость. Встретив взгляд Акитады, он криво усмехнулся. — Уж коль вы решили сунуть свой нос в это дело, господин «профессор», знайте: на поэтическом празднике я только лишь напомнил Оэ про должок. Вот и все.

— Это далеко не все, — возразил Акитада. — Ты неплохо поживился, поставив на кандидатуру, выдвинутую Оэ, и, насколько мне известно, выиграл пятьсот серебряных монет. Ну-ка скажи, как к этому отнесся Оэ?

Кобэ крякнул от удивления, а ошеломленный Исикава вопросительно уставился на Акитаду:

— Что-то не пойму, на чьей вы стороне?

— Объясни свое участие в незаконных игровых ставках! — потребовал Кобэ. — Или я прикажу снова обработать тебя палками!

— Все вы одинаковы! — заорал Исикава. — Вы готовы повесить убийство на бедного студента, который не может за себя постоять, лишь бы покрыть настоящего убийцу, потому что он из «благородненьких»! Да, я подрался с Оэ! Он обманул меня! Да, я толкнул этого жирного ублюдка! Да, я привязал его жалкую тушу к статуе этого сладкоречивого мудреца, вашего святого, которому вы все, лицемеры, поклоняетесь! Но я не убивал его! Оэ ненавидели многие, но вы выбрали меня, потому что за меня некому заступиться. Будь проклят этот Оэ! И вы будьте прокляты за все ваши делишки! — Исикава со стоном повалился на пол.

Тюремщик занес над ним свой хлыст и вопросительно посмотрел на Кобэ, ожидая дальнейших распоряжений.

— Не надо! — Акитада обратился к Исикаве: — Я верю тебе, но сам прослежу, чтобы тебя исключили из университета за гнусное поведение.

Студент злобно сплюнул и с ядовитой ухмылкой произнес:

— Никогда не забуду вашей доброты, любезнейший господин.

Кобэ вздохнул.

— Мы ничего не добились. — Он кивнул стражникам: — Уведите его и отмойте. Потом заприте в камеру и хорошенько присматривайте за ним!

Когда они ушли, Акитада спросил у Кобэ:

— Неужели вы по-прежнему считаете его виновным?

— Не важно, что я считаю. Доказательств вашей гипотезы нет, а доказательств виновности Исикавы хоть отбавляй.

Акитада устало проговорил:

— Нельзя выколачивать палками признание из невинного человека. Он может признаться только потому, что больше нет сил терпеть, и предпочтет умереть. Что до меня, то я не хочу, чтобы это осталось на моей совести.

— Да идите вы со своей совестью! — взорвался Кобэ. — Лучше скажите, как раздобыть теперь новые доказательства! Вы не допускаете, что это сделал Исикава, но предоставить мне улики для другого ареста вы тоже не можете! Тогда оставьте меня в покое и не лезьте больше в это дело!

Стражники со двора изумленно уставились на них.

Акитада вспомнил о покойном Хирате.

— Простите, капитан, если доставил вам беспокойство или был для вас обузой. Я хотел бы попросить вас только вот о чем. Смерть Хираты не дает мне покоя. Я был бы чрезвычайно признателен вам, если бы вы допросили пожарных, тушивших пламя, в котором он погиб. Один из них сказал мне, что пожар начался с веранды. Если Хирата спал в своем кабинете, он не мог вызвать пожар сам, а своего слугу он никогда не беспокоил после заката. Я ни за что не стал бы просить вас об этом, если бы интуиция не подсказывала мне, что это важно для расследования настоящего дела.

Кобэ, потрясенный несвойственным Акитаде смиренным тоном, сначала принял неприступный вид, но потом смягчился:

— Хорошо. Я попробую разобраться.

Уже смеркалось, когда Акитада уныло шел из полицейского участка, продолжая упрекать себя за смерть Хираты. Он отдалился от старого друга, от дела с вымогательством и от смерти Оэ хотя и частично, но все-таки из-за уязвленной гордости. Акитада погрузился в расследование дела Ёакиры, убеждал себя, что мальчик в большой опасности, и все это время вел себя как самоуверенный болван.

То, что он раскрыл убийство принца ради собственного удовлетворения, не обеспечило безопасности ребенку — по крайней мере до сих пор, и скорее всего не обеспечит никогда. И все же он обещал заглянуть к Сэссину и поговорить с ним. Вспомнив об этом, Акитада направился к университету, но сначала зашел в свой кабинет, чтобы захватить размноженные Сэймэем документы.

Набожный Сэссин молился, когда прибыл Акитада, но молоденький служка проводил его в кабинет настоятеля и подал ему фруктовый сок. Акитада ждал, готовясь к разговору и пытаясь собраться с мыслями. Несмотря на свое августейшее происхождение и высокое положение в буддийской иерархии, Сэссин обладал поразительной способностью прислушиваться к чувствам других людей. Это Акитада счел обнадеживающим, однако, серьезно обманувшись в Сэссине и тяготясь ощущением вины за свое оскорбительное поведение, он очень тревожился из-за этого и размышлял, как исправить положение. В конце концов Акитада понял, что жалкими извинениями ничего не добьешься, поэтому решил вести откровенный разговор и надеяться на лучшее.