Леон Островер - Удивительная история, или Повесть о том, как была похищена рукопись Аристотеля и что с ней приключилось

— Зачем такое пространное предисловие? — спросил Безбородко, улыбаясь, хотя его сердце сжалось от предчувствия надвигающейся беды.

— Действительно, господин Радке, нехорошо злоупотреблять драгоценным временем нашего гостя, — с укоризной сказал Альвенслебен.

— Слушаюсь, эксцеленс. — Радке протянул бумажку Кушелеву-Безбородко. — Пожалуйста, ваше сиятельство, извольте ознакомиться.

В руках Безбородко оказался черновик письма. Много слов было зачеркнуто, переправлено, но почерк был такой каллиграфически ясный, что Безбородко залюбовался им. Текст письма показался ему банальным, но обращение рассмешило: «Его высокородию господину капитану лейб-гвардии Семенишевского полка…»

— Вы смеетесь, ваше сиятельство? Вам знакомо это письмо? — услышал он слащавый голос Радке.

— Меня рассмешило слово «Семенишевского».

— А разве полк, в котором вы служите, не называется Семенишевским?

— Нет, господин Радке, он называется Семеновским.

— Значит, ваш корреспондент допустил ошибку?

— Мой корреспондент?

— Нам казалось, что письмо адресовано вам.

Безбородко задумался: что это — бред, сон? Еще раз он прочитал письмо:

Его высокородию господину капитану Семенишевского полка…

Я получил приказание прекратить работу. Правда, я просрочил сдачу заказа, но просрочил для пользы дела. Добывал лучшую бумагу, но вовсе прекратить…

На этом письмо обрывалось.

Безбородко никому никогда ничего не заказывал в Берлине. Но не это его успокоило и придало смелости: он понял, что его вызвали в прусскую полицию не по доносу из Петербурга. Он повернулся к Альвенслебену:

— Объясните мне, что все это значит. Кто-то для кого-то выполнил заказ, а господин Радке почему-то уверен, что заказчик я. — Безбородко поднялся и резко закончил: — Даже если это так? Допустим, что я заказчик, но почему почтенный господин Радке сует свой нос в мои дела!

— Не волнуйтесь, милый граф, и, пожалуйста, садитесь. Господин Радке заранее просил у вас прощения, и вы благосклонно согласились его выслушать. Прошу вас, не обращайте внимания на неуклюжесть его формулировок. Нас интересует: вам или не вам было адресовано это письмо?

— Письмо было адресовано не мне, уважаемый граф Альвенслебен.

— Ваше сиятельство, — произнес Радке все тем же елейным голосом, — приношу вам искреннюю благодарность за ясный ответ. — Он засунул руку в портфель и извлек несколько зеленоватых бумажек. — Господин граф, мы не знакомы с генеалогией русских благородных семейств; прошу вас, объясните, если это не покажется вам обременительным: в России имеются Кушелевы-Безбородко и просто Безбородко?

— Нет, господин Радке. Сначала были просто Безбородко, потом стали Кушелевы-Безбородко.

Радке положил на стол шесть бумажек. Безбородко вздрогнул: перед ним оказались старые книжные знаки канцлера А.А.Безбородко — волнистая рамка, могучий дуб, четкие буквы…

— Откуда это у вас?

— А вы, ваше сиятельство, никому их не давали?

— Не давал и не мог дать! Это книжные знаки моего прадеда! Их нет в природе! Они сохранились только на старых книгах! — горячо произнес Безбородко.

— Спрячьте эти бумажки! — строго приказал Альвенслебен. — Можете идти, господин Радке, вы мне больше не нужны.

Радке спрятал книжные знаки в портфель и, почтительно пятясь к двери, вышел из кабинета.

— А сейчас, милый граф, я вам все объясню. Два года назад появились у нас в обороте фальшивые стомарковые банкноты. Они были так искусно сфабрикованы, что даже банк принимал их за настоящие деньги. Сами понимаете, граф, что это обстоятельство не могло нас не обеспокоить. Весь аппарат розыска мы поставили на ноги, и вот господину Радке удалось наконец арестовать неуловимого фабриканта. Это был типографский гравер, обладавший таким талантом, что, поверите, я диву дался: при мне он скопировал страницу Аугсбургской хроники, и я не мог отличить копию от оригинала. Но субъект этот сбежал из тюрьмы. Вот предыстория. Во время его ареста на квартире у него Радке нашел письмо, которое вы читали, и книжные знаки, которые он вам показывал. В голове дьявольски хитрого Радке родилась идея: книжные знаки и письмо — кольца одной цепочки, следовательно, хозяин книжного знака является адресатом письма. Значит, рассудил Радке, адресат является человеком, с которым сбежавший арестант находится в деловых отношениях, и, если нам удастся его обнаружить, мы можем набрести на след фальшивомонетчика. Посудите, граф, если проанализировать все детали, нельзя не усмотреть логики в самой постановке вопроса. Письмо адресовано капитану Семеновского полка. Какому капитану? Тому, с которым фальшивомонетчик связан какими-то делами. С кем он был связан делами? На этот вопрос отвечают книжные знаки: с графом Безбородко. Кто он, этот граф Безбородко? Капитан лейб-гвардии Семеновского полка. Вы — граф Безбородко, и вы в то время были в Семеновском полку в чине капитана.

Теперь я убежден, что в логическом построении господина Радке имеется какой-то разрыв и вы к этой истории никакого касательства не имели и не имеете. Меня убедила ваша горячность. Но в то же время я убежден, что в вашем Семеновском полку служил какой-то капитан, связанный с фальшивомонетчиком. Это он заказывал ему что-то очень сложное, если работа над заказом требовала такого длительного времени.

Книжные знаки, как я понимаю, дело рук нашего артиста и изготовлены по заказу таинственного капитана. А вот для чего, для какой цели понадобились ему книжные знаки — не знаю. Не знаю…

Поверьте мне, милый граф, я чувствую себя глубоко виноватым, заставив вас пережить несколько неприятных минут, и прошу вас великодушно, как выразился господин Радке, простить меня и дружески протянуть руку. А завтра жду вас с уважаемой супругой и моими друзьями Блохвицами к обеду.

— К сожалению, я завтра утром уезжаю в Париж.

— И этому причиной моя бестактность?

— Помилуйте, я просто спешу, и к тому же я вовсе не считаю ваше поведение бестактным: оно вызвано государственными соображениями, как изволил выразиться господин Радке.

В последних словах прозвучала ирония, и Альвенслебен оценил ее по достоинству: он спешно отпустил милого графа.

Безбородко выехал из Берлина не назавтра, а через два дня. Он нанес визит императорскому российскому посланнику, был в Потсдаме и показал сыну ложу в театре Сан-Суси, в которой его предок канцлер А. А. Безбородко сидел рядом с Екатериной Великой; повел своего мальчика в музей игрушек, где нарядные куколки чинно протанцевали перед ними менуэт под аккомпанемент крохотных музыкантов.

Безбородко смотрел, объяснял, но все время думал о своем. До визита к Альвенслебену было все ясно: из Петербурга надвигается туча. После визита все спуталось — никакие жандармы им не интересуются, с этой стороны ему ничего не угрожает. Но вокруг него или рядом с ним затевается или уже давно затеялось что-то нечестное, преступное, и эта таинственность угнетала его. С жандармами можно было объясниться, во всяком случае, можно было попытаться отвести грозу, а как объяснишься с неизвестным капитаном! Альвенслебен при всей своей чисто прусской церемонности сумел все же донести до сознания, что ему, Безбородко, угрожает опасность со стороны какого-то капитана. Кто он? Что он затевает или затеял?