Николай Свечин - Пуля с Кавказа

– Видишь, она без чехла. Не проморгай!

Известно, что курьеры всегда прячут секретные донесения в стволе винтовки, чтобы, в случае опасности, уничтожить его выстрелом. Поэтому, когда лезгин поравнялся с засадой, Лыков сразу зашёл ему за спину. Увидев перед собой начальство отряда, проводник опешил.

– Ты что здесь делаешь, Ахмат? – строго спросил подполковник.

– Я… эта… в масджит [71]иду!

– Покажи-ка мне свою винтовку.

– Зачем ещё? – вскричал лезгин и быстро положил руку на цевьё. Не мешкая ни секунды, Лыков сзади в полсилы ударил его по шее. Туземец рухнул на землю, но ещё в падении сыщик ловко сдёрнул с него «бердану» и перевернул её стволом вниз. Подобрал выпавший из него, свёрнутый в трубочку, лист бумаги и протянул его Таубе. Тот развернул донесение.

– Так… Написано по-арабски, карандашом и, кажется, левой рукой. Бумага обычная.

– И о чём письмишко?

– «Встречайте нас завтра после второго намаза перед Уцдал-Росо. Нападайте сзади и уходите на Хунзах. В офицеров не стрелять!»

Уцдал-Росо назывался следующий аул, находящийся на полпути к переправе через Койсу у Карадаха. Хунзах – крупнейший в округе населённый пункт, бывшая столица Аварского ханства – находился в противоположной стороне, на середине обширного плато. В нём было бы удобно спрятаться абрекам после нападения.

– Боюсь, по самой записке мы изменника не вычислим, – сказал барон, убирая донесение в карман. – Арабский знают и Ильин, и Даур-Гирей. Очень возможно, что и Артилевский тоже в состоянии написать такой простой текст – как-никак, двадцать лет служит в Дагестане. Нужно, чтобы заговорил курьер.

Лыков рывком поднял Ахмата, поставил на ноги и связал арканом. Таубе снял с лезгина пояс с оружием, обыскал. Они укрывались за углом мечети, никто посторонний их не видел. Подполковник приставил ко лбу изменника «смит-вессон», щёлкнул взводимым курком.

– Спрошу только один раз. Не ответишь – сразу на небо.

Ахмат презрительно сплюнул:

– Стреляй, кафир. Я с радостью перейду в Джанну.

– Ты перейдёшь в Джаханнам [72], дурак. Ну?!

Лезгин молча закрыл глаза и ждал. Таубе вздохнул и убрал револьвер в кобуру. Тут из-за угла выскочили запыхавшиеся полицейский урядник и четыре терца.

– Остаёшься с ним! Глаз не спускать! – приказал барон казаку Богаткину. – Остальные за мной!

Шесть человек подбежали к дому Муслима. Лыков ударом ноги выбил калитку и первым ворвался на двор. Сверху грохнуло, два выстрела слились в один. Полицейский и один из казаков со стонами рухнули на землю. Русские ответили густой стрельбой, и через минуту всё было кончено. Тела Муслима и дидойца вытащили на улицу. Рядом лежал труп пятнадцатилетнего сына хозяина дома, с кинжалом в руках кинувшегося защищать отца.

Алексей подошёл к своим. Казак Ложкин получил заряд в верхнюю долю правого лёгкого – ранение опасное, но оставляющее шансы выжить. Урядник, чью фамилию сыщик не запомнил, лежал на спине. Изо рта шла кровавая пена, грудь еле вздымалась.

– Не дожил… отставки… – прошептал он и умер.

Тут от мечети раздались крики, а затем выстрелы. Лыков выскочил на улицу и чуть не угодил под удар шашки. Проводники-лезгины промчались верхами мимо него в сторону Хунзаха; на годекане лежало тело убитого казака. Это напарник Ахмата напал на караульного, освободил своего товарища и теперь они убегали. А Лыков с Таубе оставили своих коней во дворе наиба!

Алексей раздумывал недолго. По его приказу терцы вывели и оседлали двух скакунов из конюшни Муслима. Взяв казачьи винтовки, сыщик и разведчик бросились в погоню за лезгинами. Вылетев из аула, они помчались по укатанной дороге с небольшим подъёмом. Впереди, менее, чем в версте, виднелись оба изменника, нахлёстывающие своих лошадей. Вот они скрылись за гребнем и пропали из виду. Вдруг лезгины спешатся и устроят там засаду? Но раздумывать было некогда, и Лыков пришпорил коня.

Когда он выскочил на гребень, его взору открылась удивительная картина. Впереди, сколько хватало глаз, лежало огромное ровное плато. Без единого дерева и даже без куста, оно было сплошь засеяно хлебами. Несмотря на май, злаки уже хорошо принялись, и по плато словно переливались гигантские волны… Это под дуновением ветра колыхались посадки ржи, проса и ячменя. В самом центре равнины лежало озеро. Левее него широко рассыпались многочисленные постройки Хунзаха, окружённого со всех сторон более мелкими селениями. А позади этой великолепной панорамы, словно задник на огромной сцене, возвышались заснеженные вершины хребта Армута.

Но любоваться красотами пейзажа было некогда. Кони лезгин, утомлённые недавним подъёмом из Могохского ущелья, замедлили бег. Таубе и Лыков на своих свежих лошадях быстро их догоняли. Поняв, что уйти не удастся, изменники остановились, спешились, положили коней прямо на дорогу и залегли за ними с винтовками. Раздались два выстрела, и пули просвистели низко над головами преследователей. Равнина не предоставляла никакого укрытия, нужно было тоже спешиваться.

Лыков мгновенно соскочил с коня и попытался уложить его рядом с собой, но тот не захотел слушаться чужого человека. Через секунду жеребец уже хрипел в пыли с простреленным боком… Конь барона оказался покладистее и успел укрыться в придорожной канаве. Поправив нониус на прицельной планке, коллежский асессор взял на мушку заднюю ногу лезгинского жеребца и нажал на спуск. Тот вскочил и, хромая, отбежал в сторону. Оставшись без прикрытия, горец – это был Ахмат – пытался переползти в кювет, но не успел: следующая пуля угодила ему в грудь.

– Сдавайся, Муса! – крикнул Таубе второму изменнику. – Ты же видел, как Лыков стреляет. Ты ещё молодой – не спеши умирать!

Но лезгин ответил выстрелом. Подполковник ругнулся, прицелился – и разнёс ему голову.

– Они всё равно ничего бы не сказали, – попытался утешить его Алексей, забрасывая ненужную уже винтовку на плечо. – Так хоть двумя шпионами в партии стало меньше.

Обыск убитых ничего не дал. Русские сняли с убитых коней сёдла с седельными сумками и поехали обратно в Большой Гоцатль.

Таубе собрал офицеров в кунацкой на совещание. В горских домах, куда посторонним входить запрещено, кунацкая – самое чистое место, где могут поселиться гости. У бедных туземцев это комната со своим входом, или турлучный пристрой. У богатых – отдельное строение, иногда из двух-трёх комнат. Гоцатльский наиб был обеспеченным человеком, поэтому его кунацкая была выложена из камня, снабжена очагом и устлана дорогими коврами. Сейчас в очаге горел жаркий огонь. Офицеры расселись полукругом на маленьких деревянных скамейках и разговаривали вполголоса, чтобы не слышали посторонние.