Николай Свечин - Пуля с Кавказа

В Кавказской войне абадзехи, как и все закубанские черкесы, участвовали вполсилы…

– Ничего себе в полсилы! – возмутился давно уже ёрзающий на скамейке Ильин. – Просто у вас, в отличие от Чечни с Дагестаном, не нашлось такого вождя, как Шамиль! Поэтому черкесы и дрались по принципу «каждый сам за себя». Но дрались, и кровь русскую лили всерьёз, а не в полсилы…

– Ну, насчёт крови вам, капитан, лучше бы было помолчать! – рассердился Даур-Гирей. – Не мы к вам, а вы к нам пришли войной!

– Вот! – вскочил Ильин, обращаясь к подполковнику. – Это то, о чём я предупреждал! И носит при том погоны…

– Сядьте, Андрей Анатольевич, – хладнокровно осадил его барон. – Никакой неправды я пока не услышал. Русские, действительно, пришли сюда, как завоеватели. Мы несли просвещение, цивилизацию, новые прогрессивные законы. И, одновременно, кровь и страдания для горцев, не желавших менять привычный уклад жизни.

– Надо было подчиниться российской короне, и тогда не было бы крови и страданий. Вспомните, какой образ жизни вели эти горские народы! Постоянные грабежи и набеги на наши станицы и даже города. Похищения скота и людей не считались разбоем, а имели вид подвига и молодчества. Работорговля в Турцию. Жуткие нормы шариата. Бесправное положение женщин. Десять тысяч наших пленных, которых содержали хуже собак. Кровная месть, междоусобица, постоянная резня друг с другом и с соседями. Это называется «привычный уклад»?

– Ни один народ, обладающий чувством собственного достоинства, не согласится добровольно подчиниться враждебной силе. А в кавказских народах этого достоинства больше, кем у кого-либо ещё. Способы колонизации, на мой личный взгляд, конечно, должны были бы быть другими… Но, Иса Бечирович, нас отвлекли от вашего рассказа; вернитесь к нему, пожалуйста.

Ротмистр не спеша раскурил новую трубку, затянулся и продолжил.

– Так или иначе, но все черкесские народы вели войну с русскими разрозненно. Когда бились шапсуги, абадзехи и убыхи не помогали им, а воровали под шумок скот. Что было, то было. Потом беда приходила к абадзехам, и ситуацией пользовались уже шпасуги. Черкесы просили у Шамиля прислать им векиля [73]. Тот назначил Магомет-Амина. Молодой и деятельный, Магомет пытался создать из западных племён что-то похожее на восточный Имамат, но у него не получилось. И когда в 1859 году пал Гуниб и Шамиль отправился в Калугу, пришла очередь черкесов.

Даур-Гирей снова затянулся, сурово поглядел на своего оппонента, но Ильин молчал.

– Мы жили тогда на своих родовых землях по Пшахе, на северном склоне Главного хребта. Отец был храбрый человек и обладал военным талантом. Магомет-Амин назначил его начальником одного из четырёх мехкеме [74], на которые была разделена Абадзехия. Но после пленения Шамиля Магомет сдался русским властям и прекратил борьбу. В 1861 году в долине Сочи был учреждён Меджлис – верховный орган власти всех черкесских племён. Отца избрали его членом. Меджлис обратился к российскому императору с просьбой не строить на черкесских землях дорог и крепостей, не вводить войска и дать племенам политическую самостоятельность. Были направлены письма в Лондон и Константинополь с просьбой об официальном дипломатическом признании союза адыгских племён. И Россия, и Европа с Турцией проигнорировали эти обращения… Александр Второй собрался закончить многолетнюю войну. Ему оставалось только раздавить Закубанскую Черкесию.

Не знаю, чем руководствовался истинный завоеватель Кавказа граф Евдокимов. Для меня это всегда представляло загадку. Но вышло так, что, благодаря его стратегии, все черкесские народы покинули Кавказ. Те, кто выжил, поселились в Турции. Вот, посмотрите вокруг. Здесь, в Дагестане, мы видим всюду мирную жизнь. Люди покорились, и их не тронули, оставили на родных местах, у родных могил. Почему нельзя было так же поступить с черкесами? Неужели они хуже, опаснее, бесчестнее чеченцев? Я думаю, все согласятся, что абадзехи во всех отношениях лучше и порядочнее. За что же их тогда изгнали? А кто не уехал – того истребили… Если сейчас пройти по северо-западным склонам Главного хребта, повсюду откроются развалины селений и заросшие бурьяном поля. Целый народ ушёл в небытие… Если и отыщется где жизнь, то это окажутся русские переселенцы. Уже более двадцати лет наши горы пусты; люди их покинули.

В 1861 году мне было четыре года, но я всё отчётливо помню. Отец часто уезжал, появлялся ночами, не надолго, и мать всё время плакала. Потом нам сказали, что надо уходить к морю. Старики, женщины и дети двинулись через перевалы. Мужчин было мало: они или погибли, или сдерживали колонны Евдокимова. Как сейчас вижу: меня везут на осле, дедушка идёт впереди, ведёт осла в поводу. Ужасная дорога – сначала каменные осыпи, потом тропа по пояс в снегу. Всюду лежат мёртвые… Подыматься всё труднее. Наконец и осёл уже не мог идти. Дедушка посадил меня к себе на закорки и полез вверх. Казалось, конца этому не будет. Старик хрипел и всё чаще останавливался передохнуть. Вдруг я увидел море. Всё в солнечных блёстках, в полнеба, без конца и без края. И кое-где белые пятнышки – это были паруса турецких фелюг. А далеко внизу берег, и на нём, словно насекомые, огромная шевелящаяся человеческая масса… Дедушка перетащил меня через перевал, посадил на камень и ушёл обратно. Вскоре он привёл мать и тётку, и снова ушёл, за бабушкой. Больше мы его не видели… Просидели на камне два дня, но стало холодно и кончились припасы. Мы всё надеялись и боялись отойти. Мать хотела отправиться назад, за перевал, на поиски деда, но тётка её не отпустила. Сказала, что сейчас главное – спасти меня.

– И вам никто не помог? – спросил подавленный Лыков.

– Там никто никому не помогал. Сил уже не хватало даже на самого себя. Весь путь к морю был усеян телами, они словно указывали дорогу к берегу. Тётка наклонялась и осматривала трупы, нет ли на них какой еды. И нашла немного ячменя… Мы жевали его на ходу. Потом оказались на берегу. Там была давка, горели костры и всюду толкались толпы голодных озлобленных людей. Очень много людей, по обе стороны, сколько видит глаз. И ещё собаки. Тысячи собак, которые пришли с той стороны хребта следом за своими хозяевами. Когда хозяева умирали или, что реже, уплывали, собаки становились дикими. Они сбивались в огромные стаи и скитались по берегу. На людей собаки не нападали, поскольку были обеспечены едой вдоволь – они ели трупы. Тела лежали повсюду, никто их не погребал, и псы обжирались досыта…

– Но почему люди так умирали? – спросил Лыков. – Лес есть, море есть. Лови рыбу, жги костёр и жди корабля…

– Был март месяц. Пустые голые леса, холодное море, ночью заморозки и почти нет мужчин. Умирали от голода и холода, ведь не перенесёшь же через Главный хребет много провизии… Достигали берега уже обессиленные люди, с пустыми руками. Скот весь остался на той стороне, он не смог перейти по заваленным снегом перевалам. Но больше всего умирали от болезней. Их было две – дизентерия и тиф. Ослабевшие люди уже не могли им сопротивляться.