Николай Свечин - Выстрел на Большой Морской

Здесь тоже есть свои дачи, но победнее, чем на Петергофской дороге, и живут в них только летом. Осенью и весной в дачных местностях небезопасно: пошаливают. «Ломать итальянку» ещё (или уже) нельзя, и беспаспортная сволочь старается незаметно залезть в дом, чтобы временно в нём поселиться. Если невзначай явится хозяин, или прислуга зайдёт по делу — могут и кистенём получить…

В Полюстрове другая напасть — цыгане. Они издавна поселились тут целой колонией и ведут себя нагло. У цыган два излюбленных преступления: конокрадство и торговля наркотикой. Последнее занятие из новых. Морфий или кокаин можно купить в любой аптеке, но по рецепту от доктора и задорого. Чавеллы продадут без рецепта, втрое дешевле и любому желающему, включая даже гимназистов. Поскольку в Своде законов наказания за это не предусмотрено, промысел процветает.

Несколько иначе смотрит Выборгская сторона. Военные медики, учёные артиллеристы, а также славный лейб-гвардии Московский полк задают некоторый, почти бомондный тон. Финляндский вокзал и Литейный мост связали окраину с центром. Фабрики Лесснера, Нобеля, Кёнига, Новый Арсенал, металлический и медно-прокатный заводы, Сампсоньевская и Роченсальмская мануфактуры образуют своеобразный город в городе. Выборгский рабочий имеет больше предложений, чем нарвский или обуховский; ему есть куда перейти. Это делает его независимым, но, к сожалению, и более дерзким. Ещё одно отличие этой местности в том, что здесь сложились регулярные шайки «башибузуков». Это не фартовые, которые занимаются преступным ремеслом, чтобы прокормиться. Хуолигэны имеют дом, ремесло и кусок хлеба, а на улицу выходят из озорства. Проказы у них злые: набить морду случайному прохожему, задрать подол барыне или подраться с соседней улицей. При случае, конечно, и часы отберут, но опять же больше из озорства. Две основные выборгские шайки — «фризовские» и «сампсоньевские» — враждуют между собой уже лет десять; иногда случаются и убийства.

Похожая картина на Петербургской стороне. Здесь тоже заправляют хуолигэны, но количество шаек больше. Основных четыре: «гайда», «рощинские», «дворянские» и «ждановские» (названия берутся от улиц, где квартируют бойцы). Эта часть столицы всегда жила особняком, не интересуясь тем, что делается за рекой. Шайки задирают прохожих даже днём и даже на Большом проспекте, и полиция ничего не может с ними поделать. Лыкову пришлось однажды спасаться от «гайды» бегством: первых двух он снёс, но когда на подмогу подоспело ещё два десятка негодяев, отважный богатырь счёл за лучшее задать стрекача… Имеются на Петербургской и настоящие громилы, профессиональные душегубы. Штаб-квартира их — нехороший ресторан «Днепр» на Зверинской улице, да и все соседние с рестораном дома заняты фартовыми. Обывателю туда лучше не соваться, так же, как и в Александровский парк. Последний пользуется в городе особенно дурной славой: на всём правом берегу Невы это самое опасное место.

Старая и Новая Деревни в преступном отношении совершенно ничем не примечательны.

И, наконец, острова!

Главный из них, Васильевский, сильно разнится своим частями. Стрелка, университет и первые 17 линий — спокойные и комфортные места, но далее делается всё хуже и хуже. На западе остров завершается грязными Чекушами, в которых царят Балтийская судоверфь да полдюжины кожевенных заводов. На Смоленском поле ещё сто лет назад производились казни. Этот зловещий пустырь между Гаванью, Чекушами и рекой Смоленкой до сих пор отказываются застраивать! Частично он занят кладбищем, а в остальном сродни Горячему полю — лучше туда не соваться…

Правда, на Васильевском острове имеется собственное поле — Гаванское. Здесь расположена вторая городская свалка, привлекающая к себе подонков со всех волостей. Гаванское поле является уменьшенной копией Горячего и ни в чём от него не отстаёт. Разве что, гайменников там меньше, зато больше дезертиров и беглых.

Есть ещё Голодай-поле на одноимённом острове. То ещё место! В прошлом веке здесь стоял острог и была каторжная тюрьма. Сейчас западная часть острова застроена кожевенным и канатным заводами, на юге — немецкое и армянское кладбища, а всё остальное занимает бездомный и беспаспортный сброд. Честных ремесленников, как в других местах, здесь не бывает ни зимой, ни летом: только воры да бродяги. В развалинах острога поселились «пешие стрелки» — шайка бездомных малолеток. Они «стреляют» милостыню, но могут и украсть. Нравы в шайке, по слухам, удивительные: друг за друга горой, младшие беспрекословно слушают старших, а старшие по-братски заботятся о младших… Командует всеми девятнадцатилетний парень, за которого малолетки горло перегрызут любому, потому, как вождь смел и справедлив.

Весь Васильевский остров поделён между двумя бандами хуолигэнов (здесь их называют «горчишниками»). «Васинские» занимают юг, «железноводские» — север; граница проходит по реке Смоленке. Смысл жизни этих очень молодых ещё людей весь заключается в том, кто кому сильнее накостыляет. Мысли, разговоры, свободное время — полностью подчинены только этому… Каждые несколько дней стороны совершают вылазки на вражескую территорию; каждые несколько месяцев кого-то при этом убивают в стычках.

Западная оконечность Василия — Гавань — является столицей мелких островов, образующих Невскую губу. Одна группа их находится севернее: Жадимировский, Гоноруполо, Кашеваров и чуть дальше — Вольные острова. Население здесь (особенно на Вольных) — наиболее отчаянное из всей столицы. Самые страшные — флотские дезертиры и бежавшие из Кронштадтских арестантских рот. Это сущие звери, забывшие Бога ещё с пелёнок; терять им нечего и полиции они живыми не сдаются. Поэтому, кстати, их и не ловят — своя голова дороже… Наряду с гайменниками Горячего поля и заправилами Стеклянного флигеля, они составляют цвет преступного мира столицы, но занимают в нём особое положение. Здесь, на северных островах, законы фартовых не действуют. Любому самому авторитетному «ивану» пустят юшку, если он попробует выказать гонор. Нравы тут ужасные, но самобытные; многим они нравятся. Легальное укрытие островным головорезам даёт бойня. Хозяин её, старый военный каторжник, купил себе подложные документы ещё при Николае Павловиче, и с тех пор занимается притоносодержанием. Башколомы вольненской бойни столь опасны, что сравнить их просто не с кем…

Остров Гоноруполо тоже дурное место. С Петра Первого здесь хоронили тех, кому было отказано в церковном погребении: самоубийц, казнённых преступников, раскольников. В рыхлых песках всюду попадаются человеческие кости. Говорят, где-то здесь зарыли и повешенных декабристов. Обыватели обходят эту страшную землю стороной, крестясь обеими руками; согласно поверью, ночью островом управляет нечистая сила.