Эллис Питерс - Исповедь монаха

— Она ведь и правда счастлива, — сказал брат Хэлвин, удивленно и растроганно. — Не так себя чувствует тот, кто идет в монастырь просто за неимением лучшего. Я сам далеко не сразу обрел покой в душе, а ей это даровано уже в начале пути. И если это плоды усилий сестер из Полсворта, то сколько же у них мудрости и веры.!

Сестра Урсула была высокая, сухощавая женщина лет пятидесяти. Ее немолодое, морщинистое лицо говорило о нраве спокойном, добром и, пожалуй, немного насмешливом: такое выражение бывает у того, кто со временем научился видеть и понимать все причуды человеческой натуры, и теперь уж ничто не может ни изумить, ни обескуражить его. «Ежели и другая наставница не уступает этой, — подумалось Кадфаэлю, — юным девицам Фарвеллской обители выпала большая удача»

— Добро пожаловать под наш кров, — приветствовала их сестра Урсула, стремительно вплывая в гостевые покои. Рядом с ней семенила сияющая привратница. — Госпожа аббатиса с радостью примет вас завтра утром, а сейчас вам нужно поесть и отдохнуть, да и выспаться хорошенько, тем более, что впереди у вас еще долгая дорога. Прошу, следуйте за мной — мы всегда держим наготове особые покои, на случай если к нам вдруг нечаянно постучатся путники. Мы никому не отказываем, а уж братьям нашего ордена и подавно рады.

Вслед за ней монахи вышли в узкий двор, где их взору предстала скромная каменная церковь и рядом с ней приметы продолжающегося строительства — тесаный камень, бревна, доски, веревки: все уложено аккуратными штабелями у церковной стены, как наглядное свидетельство, что до завершения работ еще далеко. Но результаты все равно впечатляли: за каких-то три года была воздвигнута церковь с крытой галереей и монастырские постройки по периметру внутреннего двора, правда с южной стороны успели отстроить только первый этаж, в котором размещалась трапезная.

— Епископ не пожалел для нас ни работников, ни денег, — сказала сестра Урсула, — но строительство займет еще несколько лет. Так что пока мы живем скромно. Довольствуемся только самым необходимым и стремимся лишь к удовлетворению насущных нужд. Когда на месте всех деревянных построек вырастут каменные, полагаю, моя миссия здесь будет закончена и мне нужно будет вернуться в Полсворт — туда, где много лет назад дала я обет монашеского служения. Но я пока сама не знаю, предпочту ли я и далее оставаться здесь, если мне будет предложено право выбора. Когда участвуешь в создании чего-то от самого основания, невольно возникает чувство сродни материнскому — будто это твое собственное чадо.

Деревянную монастырскую ограду со временем, конечно, заменят каменной стеной, как и вытянувшиеся вдоль нее деревянные здания — лазарет, разные подсобные помещения и службы, странноприимный дом, амбары: мало-помалу все будет отстроено в камне. Но уже и сейчас картина была для глаза приятная: проходя под сводами галереи, они заметили, что садик засажен травой, а посередине в неглубокой каменной купели налита вода, чтобы к ней слетались разные пташки.

— На следующий год заведем тут цветы, — сообщила им сестра Урсула. — Со мной из Полсворта приехала сестра Бенедикта, наша лучшая садовница, — это все ее заботами. У нее удивительный дар — и цветы будто сами растут, и птицы сами на руку садятся. Как это у нее получается, не знаю.

— А мать аббатиса у вас здесь тоже из Полсворта? — поинтересовался Кадфаэль.

— Нет, епископ де Клинтон призвал мать Патрицию из Ковентри. А нам обеим следует вернуться в нашу обитель, когда нужда в нас здесь отпадет, если только, как я уже сказала, нам не позволят навсегда остаться в Фарвелле. На это нужно будет испросить согласие епископа, и, как знать, быть может, он охотно удовлетворит наше желание.

Они миновали церковный двор и оказались в другом, закрытом, дворике. С дальней стороны его ограничивал странноприимный дом, почти вплотную примыкавший к частоколу из светлого дерева. В крохотной комнатке, ожидавшей гостей, было темновато, но тепло и приятно пахло деревом. Обстановка была самая простая — две кровати, небольшой стол, распятие на стене и под ним молельный столик.

— Располагайтесь, устраивайтесь, — приветливо сказала сестра Урсула, — а я распоряжусь, чтобы вам принесли ужин. К вечерне вы не поспели, но, если захотите, можете присоединиться к нам позже, на повечерии. Колокол вы услышите. Вообще вы можете зайти помолиться в нашу церковь, когда пожелаете. Церковь совсем еще новая, и чем больше праведных душ побывает под ее сводом, тем лучше. Что ж, если у вас есть все, что требуется, не буду мешать вашему отдыху.

В благословенной непорочной тиши этой недавно появившейся на свет обители брат Хэлвин, едва добравшись до кровати после повечерия, тут же погрузился в глубокий безмятежный сон и всю ночь, до самого рассвета, спал как дитя. Он проснулся, когда занималось нежное, ясное утро — мороза не было и в помине. Кадфаэль был уже на ногах и собирался пойти в церковь помолиться.

— Уже звонили к заутрене? — спросил Хэлвин и стал поспешно подниматься.

— Нет, у нас еще полчаса в запасе, судя по рассвету. Если есть желание, можем пойти пораньше, пока в церкви никого нет.

— Хорошая мысль, — одобрил Хэлвин, и они вместе вышли во дворик, пересекли его и через южные ворота вошли в церковный двор. Трава в маленьком садике была мокрая, зеленая — белесого налета зимы словно не бывало. Набухшие почки, всего несколько дней назад создававшие вокруг ветвей лишь слабо окрашенную полупрозрачную дымку, теперь полопались, приобрели отчетливый цвет, и каждое дерево стояло, окутанное нежно зеленым облаком. Еще один-другой погожий денек, да с солнышком, и не заметишь, как весна придет. На дне каменной купели в прозрачной воде, почуяв близкую перемену, плескались какие-то пташки-щебетуньи. Сопровождаемый всеми этими обнадеживающими приметами пробуждавшейся природы, брат Хэлвин доковылял до скромной Фарвеллской церкви. Конечно же, со временем эта первая церковь будет расширена, перестроена, а может, на ее месте возникнет другая, но это случится не раньше, чем обитель окончательно отстроится, разбогатеет, обретет вес и престиж. Однако самую первую церковь будут вспоминать с особой нежностью, и всем, кто, подобно сестре Урсуле и сестре Бенедикте, присутствовал при ее рождении, будет горестно расставаться с ней.

Стоя на коленях в гулкой тишине каменных стен перед тусклой алтарной лампадой, они вместе прочитали вслух положенную утреннюю молитву, а потом еще помолились молча — каждый о своем. Скоро проникавший сверху свет стал более ровным и ярким, первый, слабый луч восходящего солнца пробился сквозь щели в деревянной монастырской ограде и коснулся камней восточной стены, окрасив их в бледный розовый цвет, а брат Хэлвин все стоял на коленях и рядом с ним на полу лежали его костыли.