Эллис Питерс - Смерть на земле горшечника

— Отец мой, — сказал он, — очевидно, Хью Берингар уже посетил вас и поведал о человеке по имени Бритрик. Женщина, с которой он водил дружбу примерно год назад, действительно исчезла из этих мест, но вовсе не умерла. Она явилась засвидетельствовать, что Бритрик не повинен, и его освободили.

— Да, это мне известно, — подтвердил аббат Радульфус. — Шериф был у меня час назад. Я не могу не радоваться, что арестованный не повинен в убийстве и теперь он уже на свободе. Но ответственность перед покойной с нас не снимается, поиски должны быть продолжены.

— Отец мой, я пришел просить вас отпустить меня завтра на несколько часов. Я хочу выяснить кое-что, связанное с освобождением Бритрика. Я не предлагаю Хью Берингару самому предпринять такое расследование — отчасти потому, что он поглощен сейчас подготовкой людей и вооружения, но и потому, что боюсь ошибиться в своих предположениях, и не хочу зря тревожить шерифа. Вот ежели я окажусь прав — тогда я передам это в его руки, и пусть дальше он действует сам.

— Могу ли я узнать, в чем суть твоих предположений, — с легкой улыбкой спросил аббат после некоторого раздумья.

— Мне бы не хотелось об этом говорить, — откровенно признался Кадфаэль, — пока я не убедился в своей правоте. Потому что если окажется, что я просто подозрительный старик, то не стоит заранее обвинять другого человека. Если можно, отец мой, подождите до завтра.

— Тогда скажи мне только вот что: надеюсь, твои предположения не связаны с братом Руалдом?

— Нет, отец мой. Он — вне подозрений.

— Это хорошо. Я не верю, что этот человек способен на злодеяние.

— Я убежден в его невиновности, — подтвердил Кадфаэль.

— Так его наконец оставят в покое?

— Этого я не знаю, — ответил брат Кадфаэль и под острым, проницательным взором аббата уверенно продолжал: — Все мы здесь, в обители, горюем о погибшей женщине, лежащей сейчас в монастырской земле безымянной, а до этого зарытой тайно, без соблюдения поминальных обрядов и отпущения грехов. И пока все это не разрешится, никто из нас не будет покоен.

Аббат Радульфус не сводил с Кадфаэля пристального взгляда. Наконец, словно очнувшись, он сказал:

— Чем скорее ты займешься этим делом, тем лучше. Возьми из конюшни мула, если рассчитываешь вернуться в тот же день. Куда ты намерен ехать? Хотя бы это могу я узнать?

— Расстояние не велико, — ответил Кадфаэль, — но верхом я доеду быстрее. Речь идет о маноре в Уиттингтоне.

Кадфаэль отправился в путь сразу же после заутрени, ему предстояло проехать шесть миль до места, где Гуннильд нашла себе пристанище и более не зависела от превратностей бродяжнической жизни. Он переправился через реку — выше по течению, чем находился манор Лонгнер, — и на другой стороне проехал по ходу небольшого ручья, впадавшего в Северн. По обе стороны дороги лежали поля. Справа, примерно в четверти мили, на холме он видел длинную полосу деревьев и кустарника — за ними находилась Земля Горшечника. Теперь она была заново вспахана и заканчивалась покатым луговым склоном. Остатки дома были уже разобраны, сад расчищен и выровнено место для новой застройки. Кадфаэль бросил на это место лишь короткий взгляд и больше не стал смотреть в ту сторону.

Дорога шла через поля, плавно поднимаясь к Аптону. За ним начинался проезжий тракт, вплоть до Уиттингтона, расположенного от Аптона в двух с лишним милях. Тракт проходил по зеленой, плодородной равнине. Два ручейка весело бежали между деревенскими домами, чтобы слиться на южной окраине деревни и вместе нестись дальше, до впадения в Тёрн.

Церквушка, что стояла посреди зеленой лужайки, как и ее соседка в Аптоне, принадлежала Шрусберийскому аббатству — несколько лет назад епископ де Клинтон подарил ее бенедиктинцам. За деревней, недалеко от ручья, стоял огороженный господский дом в окружении амбаров, коровников и конюшен. Цокольный этаж поддерживался деревянными стропилами, нижний этаж, жилого помещения был выложен каменной кладкой, крутые ступени вели к открытой входной двери. В этот ранний час по двору озабоченно сновали пекарь и доярка.

Брат Кадфаэль спешился у ворот и, держа мула на поводу, вошел во двор, оглядываясь по сторонам. Из коровника с большим глиняным кувшином вышла служанка — она, видимо, направлялась на маслобойню. При виде Кадфаэля она было остановилась, но тут из конюшни выбежал конюх и бросился к Кадфаэлю, чтобы взять у него поводья.

— Раненько, брат, вы к нам пожаловали. Чем могу служить? Хозяин уехал в Родингтон. Если у вас к нему дело, может, послать за ним? Если у вас есть время, дождитесь его возвращения. Хозяин всегда рад оказать услугу лицам духовного звания.

— Мне не хочется беспокоить без нужды твоего господина, — сказал Кадфаэль. — Я приехал, чтобы поблагодарить вашу молодую госпожу за ее доброту и помощь в одном важном деле. Как только я выскажу ей нашу благодарность — тотчас же поеду обратно. Я не знаю, как ее зовут, но это барышня лет восемнадцати, и у нее есть служанка по имени Гуннильд.

При упоминании этого имени конюх заулыбался и закивал, из чего Кадфаэль заключил, что Гуннильд хорошо приняли в этом доме. Если раньше среди челяди и ходили завистливые толки о превращении бродячей акробатки в любимицу камеристку, то теперь она сумела расположить к себе прислугу, и это служило доказательством ее здравомыслия.

— Так это же госпожа Пернель! — воскликнул конюх и, окликнув проходившего мимо парнишку, велел взять мула и позаботиться о нем.

— Молодая госпожа в доме, — обратился он затем к Кадфаэлю, — а миледи — ее матушка — уехала с хозяином. У нее какое-то дело к жене мельника в Родингтоне. Входите, пожалуйста, брат, я сейчас позову Гуннильд.

До них донеслись детские голоса и смех. Когда они начали подниматься по ступеням, из открытых дверей выбежали двое мальчиков — лет девяти и двенадцати. Перепрыгивая через ступени и чуть не сбив Кадфаэля с ног, они выбежали во двор и стрелой помчались в поле, издавая воинственные крики. За ними вприпрыжку бежала девочка лет пяти-шести. Пухлыми ручонками она придерживала юбку и спотыкалась, никак не поспевая за братьями. Конюх ловко подхватил ее и опустил с каменных ступеней на землю, и она что было сил бросилась догонять братьев на своих коротеньких ножках. Кадфаэль оглянулся и с улыбкой посмотрел ей вслед. Когда он вновь стал подниматься по ступеням, то увидел стоящую в дверном проеме девушку. Она с удивленной улыбкой смотрела на незнакомого монаха.

Ну конечно, то была не Гуннильд, а ее госпожа! Хью говорил, что ей недавно исполнилось восемнадцать лет. Почему же она до сих пор не замужем — по причине скромного приданого или же потому, что была старшей в этом выводке и в ее помощи нуждались? Потомством Жиль Отмир был обеспечен: два здоровых, крепких сына и две дочери были залогом его будущего благополучия, и, может быть, поэтому он не спешил с замужеством старшей дочери. Ведь с такой прелестной внешностью и, судя по всему, приветливым, добрым нравом она могла не слишком беспокоиться о приданом.